Песни Первой французской революции

О, Франция! О, край отважный и красивый,
Ты ласкою богов взросла, чтоб быть счастливой;
Не знаешь северных ты ледяных страстей,
И юг тебя щадит от жгучести своей.
Не веет смертью тень дерев твоих невинных,
И скрытый яд, как сок, не бродит в травах длинных,
Страданьем не грозит, и тишину лесов
Не восколышет вдруг вой львиных голосов,
И змеи грозные не кинут на растенья
Своих звенящих тел уродливые звенья.
И вязы, и дубы, и мудрая сосна —
Венцы твоих вершин, темна их гущина;
И Боны и Аи блаженные просторы,
И Аквитания,^{347}

и Пиренеев горыИз пресса шумного льют на поля твои
Тончайшего вина прозрачные ручьи.
Там ароматный сон. Прованс, дитя Зефира,
Над морем жадно пьет восторг и радость мира,
И прячет над волной, как драгоценный клад,
Лимон и апельсин в их золотой наряд,
А дальше, где ползут скалистых гор извивы,
Вливает пьяный сок в тяжелые оливы,
И в ткани нежные, в прозрачную ту сеть,
Где алый плод гранат незримо любит зреть.
По кручам и скалам козел бредет сердитый,
Луг молоко дает телице плодовитой,
На девственных полях, на травах молодых
Густеет белый пух овечьих стад твоих.
Где тучные поля Турени так лазурны,
Где Сену старую пьет Океан из урны, —
Там зреют для удил лихие скакуны;
Прибавьте сотни рек, что силами полны:
Гаронну буйную в валах остервенелых,
И Рону страстную, дочь Альп обледенелых,
Луары лживый бег и Сены важный ток,
И тысячи других, чей животворный сок
Питает на брегах, достойных вечной славы,
Цветы, и пастбища, и рощи, и дубравы,
И падает к ногам богатых городов,
Под сводом каменным свой заглушая рев.

Как опишу труды, источник иэобилья,

Те гавани, куда морей благие крылья
Несут со всех сторон плоды далеких стран,
Где Феб и вечером и утром так румян?
Как опишу тех гор, каналов тех картину,
Те воды, слитые в одну — из двух — пучину,
Чтоб у подножья гор Фетид^{348} соединить?Дороги долгие, чья непрерывна нить,
Где путник, радостно ведя свои скитанья,
Отцов благословит, воспомнив их старанья.
Искусный твой народ родился для войны:
Мечи ему легки, мушкеты не страшны;
На приступ рвется он, и сталь его сурова:
Прогнал британца он, насильника лихого.^{349}Твои сыны мягки, радушны и добры,
Друзья веселия, и песен, и игры, —
Но слабы, стеснены, и злобная тревога
Те песни леденит, уста смыкает строго
И в пляске и в игре движения мертвит,
И отдыха столы на землю им валит,
Мрача заботами и скорбью боязливой
Их душу и чело. О, Франция! Счастливой,
Безмерно радостной всегда бы ты была,
Когда б дары небес использовать могла.
Взгляни, вот гордый Бритт.^{350} Закону веря свято,Он воле подчинен свободного сената.
Блеск своего венца он в Индии мрачит:
В ошибках Франции он мощь свою растит,
И торжествует Бритт! О, как твои равнины
Хотят, чтобы твои вдруг ожили руины!
Отдали б, трепеща, они за воли взор
И масло, и вино, и заповедный бор!
Ах, в нищих деревнях мне сердце растерзали
Их бледная нужда, их горькие печали.
Тебя я видел там, о, труженик больной,
Как, мытаря кляня за нрав его крутой,
Ты лил у ног господ потоки слез голодных,
И с потом смешанных, и жалких, и бесплодных.
Отчаявшийся жить, боясь от нищеты
Детишек наплодить несчастных, как и ты.
Прижаты города солдатскою пятою,
Деревни — податью и барщиною злою;
И соль — дитя земли, и гладь морской воды^{351} —Источник бедствия, насилья и нужды;
Там двадцать подлецов под принцевой защитой^{352}Терзают горький край, край богом позабытый,
И, ссорясь и дерясь, грызут его куски, —
У друга тащит друг кровавые клоки.
Святое равенство! Разбей наш мрак суровый,
Темницы мрачные и грозные оковы.
На колеснице здесь презрительный богач,
Обнявшись с палачом, коль сам он не палач,
Несется, окружен пучиной злобы тайной,
И близ приюта тьмы и бедноты бескрайной
Продажной женщины он покупает пыл.
Поет средь мертвецов и пьет среди могил!

Мальзерб, Тюрго,^{353}

о вы, в ком Франции усталойНадежда тщетная последняя блистала!
И милость мудрая, и кротость в вас жила,
И память ваших дел пребудет ввек светла.
Ах, если б в тех руках, с их справедливой силой,
Лежало бы всегда правления кормило!
Святая истина царила бы средь нас,
Дышать бы слабый мог бесстрашно подле вас.
Насильник, жалобы страшась, как лютой казни,
Хоть и забывший стыд, имел бы тень боязни;
Доносчик мерзостный от голода бы стих,
В позоре кончив дни, — и много душ людских,
Без ведома суда, без ведома закона
Под вопль рыдания и сдавленного стона
По произволу тьмы испепеленных в прах, —
Не гибло бы, как днесь — в темницах и цепях.

Нет, этих рабских стран отныне я не житель!

Уйду, уйду я вдаль искать себе обитель!
Приют, где жизнь моя смирит свой буйный бег,
Могилу, где мой прах найдет себе ночлег,
Где золота господ с душой убийц холодных
Не впитывает кровь страданий всенародных,
Где с подлым хохотом оно нам не поет,
Что чересчур плаксив и слишком сыт народ;
Где без насильников, рукой животворящей
Снимаем мы дары земли плодоносящей;
Где сердце, отдохнув в тени страны чужой,
Не встретит в мире бед, непобедимых мной,
И где мой взор, далек от нищеты народной,
На братьях не найдет следов слезы бесплодной
Иль сумрачной нужды, чей долог горький стон,
Иль преступлений злых, колеблющих закон.
Ты, справедливость, ты, о дева дорогая,
Ты, наших грустных мест изгнанница святая,
С небесной высоты задумчиво внемли
Звон лиры девственной о горестях земли.
О, нет, ей не дано хваленья петь за плату,
И славить произвол, и льстить кнуту и злату:
Она поет любовь и будет до конца
Опорой твоего закона и венца.
Нет, только за людей гремит напев мой юный;
Он истиной горит, смеются звонко струны,
Когда приносит им воздушная волна
Свободы и любви святые имена.