Последнюю постель Сирин несли несколько богатырского вида мужчин. Каждый из них получил по золотой гривне, но радость легкой наживы улетучилась с первыми шагами: на пути им встречались буянцы, недовольные тем, что блудницу хоронят с такими почестями. Помимо крепких слов и прочей брани в лодку летели ветки и камни, так что плот кренился и качался еще до того, как был отдан на растерзание волнам.
Почти у самой реки перед лодкой неожиданно вырос светловолосый юноша. Шествие остановило свой ход. Богатыри онемели: не часто их дорогу преграждает крылатый Финист-сокол.
Опричник обошел покойницу, сдержанно поклонился царевне и ее подругам и подхватил лодку снизу. Казалось, разойдись богатыри-носильщики по сторонам, он в одиночку смог бы доставить ее к воде.
На берегу девы поснимали свои венки и укрыли ими красавицу Сирин. Ее бледное личико не выражало горести, казалось, будто она просто уснула и, проснувшись, увидит того, за кем отправлялась.
Чуть только дощатое дно коснулось водной глади, волна подхватила цветочный плот и понесла в глубину реки. Только Мила успела укрепить внутри лампадку со свечой, остальные же остались со своими огоньками в руках. Следя за быстрым ходом маленькой ладьи, Алконост тихо промолвила:
– Авось сама Мара ее волнами понесла. К Елисею бы, к Елисею!
Следом она зарыдала, да так сильно, что оказавшийся подле нее Финист не мог не протянуть руки. Она всхлипывала еще долго, уткнувшись в могучее плечо опричника.
– Поднять паруса!
Ветер над Западной рекой как нельзя лучше благоволил отплытию. Растащив сундуки с товаром по трюмам, моряки разбрелись кто куда, оставив палубу свободной. На корме можно было различить три фигуры; они стояли, опершись о фальшборт, и вглядывались в шпиль удаляющегося Салтанова дворца. Махнув золотой косой, Прелеста процедила сквозь зубы:
– Как же хочется утопить этот поганый остров!
– Утихомирься, красавица, мы еще вернемся в столицу и поселимся в ней навсегда! – Казимир выдавил старческую ухмылку и победно вскинул руки. И если Прелеста подхватила этот призыв и улыбнулась в ответ, то молодой князь Радимич вовсе не обращал внимания на спутников, стоя у борта в тоске и унынии.
– Отчего ты грустен, Никола? – подойдя к князю, спросил старик. – Из цепких лап сукина сына Тарха выкарабкался, что не многим удавалось в этом царстве, а свинца тяжелее ходишь. В себя не вернулся, что ль?
Князь поднял потерянные глаза и вперился ими в Казимира. Если бы старик умел читать мысли, он мог бы обнаружить в молодых зеницах не только безмолвную печаль. Из головы Радимича никак не шла причина его чудесного спасения. Вернее, напоминание о тех мгновениях в яме, полной грязи. Отстраненность, занявшая лицо Николы, прятала под собой робкую надежду. Что, если Тарх вправду хотел в нем, юном князе, видеть того, кто будет ему верить? Не бояться, не молить о пощаде, но доверять, быть союзником в его деяниях? Ему казалось, что тогда, в непроходимом лесу, глава Совета мудрости и правды просил лишь об этом. И Радимич уверил его в том, безмолвно, не принося клятв и словесных обещаний. Он не мог отделаться от ощущения, что отныне обязан хранить эту странную, немую связь, о которой никому в Пятимирии не расскажешь, будто бы на ней зиждилось его будущее, а быть может, и будущее всего Буянского царства. Не в силах осознать до конца важность своего открытия, он бежал от него, как от наваждения, и оттого уткнулся в себя и все ждал, когда оно развеется само собой.
– Ну ничего, малец, в глаза смерти посмотрел, запах Нави унюхал, жаром Чернобожьим опалился – теперь бесстрашным будешь. Никуда тебе от нас не деться! – Казимир похлопал его по плечу и вновь взглянул на величественный холм острова.
– Если Буян на растерзание не дашь, то хоть эту лярву белобрысую с крыльями не пощади! – буркнула Прелеста. Глаз ее стал хищным, а голос скрипучим. – Заколка ей Стрибожья – наш подарок – не навредила, а лишь пригодилась, отца схоронила – только силы набралась, у Елисея вон тоже жизнь отобрала…
– Она ли? – непонимающе спросил Радимич.
– Она ли или братец его новоявленный, – перебил молодых Казимир, – теперь уже не важно. На всех управу найдем.
– Достойная чета, – задумчиво произнесла Прелеста. – Царь-самозванец и царица-убийца. Кому как не им править в Буяне!
Путеводитель по героям