В ночь перед свадьбой странное чувство не давало Марьяне уснуть. Только она закрывала глаза и сознание уплывало, тут же начинало казаться, что комната полна людей. Все говорят с ней, зовут её, что-то втолковывают. В мучениях она ворочалась, не в состоянии ни заснуть, ни до конца проснуться. Обрывки фраз, шум, неразбериха в голове… Всё оборвалось, когда извне и внутри прозвучало одно слово:
– Мара!
Она открыла глаза. Комнату заливал лунный свет. Было невыносимо жарко, но Марьяна не решалась скинуть одеяло. Ею завладело полузабытое детское чувство, когда кажется, что под одеялом ничего не грозит, но стоит высунуть руку – монстр выпрыгнет из темноты, схватит и утащит. Голоса стихли. В комнате стояла особая тишина, какая царит только среди старинной мебели. То, что годы простояло в доме и впитало в себя множество событий, даже молчит по-особому, это Марьяна давно заметила. Особенно прялка. В щели между шторами темнели ветви вишнёвого дерева, на одной из них сидела птица. Будто нарочно села там, где Марьяна могла её увидеть. Со сна показалось, что у птицы алмазные глаза. Страх накатывал горячими волнами, но Марьяна не могла отвести взгляд. Так она и лежала, дрожа и всматриваясь в темноту за окном, пока крепкий сон не сморил её. А разбудил уже яркий солнечный свет. Птицы за окном не было.
Предсвадебные хлопоты её увлекли, и Марьяна дивилась тому, какое наслаждение доставляло нежданное вращение мира вокруг неё. Она любовалась белыми кружевами, получала удовольствие, сидя перед трельяжем и вглядываясь в каждое из отражений. Парикмахер, она же подружка Марьяны, не уставала нахваливать её волосы, мастеря накануне свадьбы сложную причёску.
– Ты чего такая задумчивая?
Или грустная. Этот вопрос ей задали уже все. Но Марьяна не собиралась грустить, да и с чего бы? Она ждала и хотела этого дня, уже совсем позабыв о той ночи, когда читала непонятные стихи перед зеркалом. Буря в душе утихла, всё встало на свои места. Она любит Андрея – да и как его вообще можно не любить! – а скоро у них будут дети, и дом, и счастье…
Только в эту ночь маленькая чёрная тень прокралась в душу, поселилась в ней страхом. Без причины, просто страх, словно маленький зверёк, живущий сам по себе, но он разрастался и креп. От волнения тряслись руки, то и дело мерещилась птица на ветке. Но то могла быть просто ночная тень! Хорошо бы тень, думала Марьяна да всё никак не могла себя убедить.
Она рассказала Андрею о внезапно нахлынувшем страхе, но жених не понял, даже едва не обиделся. Она и сама понимала, что звучит глупо, но внутри кольнуло смутное чувство: скоро всё изменится.
Долго ждать не пришлось – всё изменилось уже вечером. Когда веселье было в самом разгаре, его прервал тихий мелодичный голос. Близкий, словно внутри головы, он парализовал и усыпил её – казалось, на несколько минут, но прошла лишь пара мгновений. Голос пел для неё:
Последние слова холодным шёпотом заползли под кожу. Очнувшись, Марьяна поняла, что песню слышала только она. Ей бы испугаться, но страх ушёл. Тело отяжелело, всё виделось как в замедленной съёмке, будто она выпила слишком много вина.
Её тянуло на реку вместе с остальными, и Андрей не смог её отговорить. Стоя на берегу, уткнувшись носом в его рубашку так, будто им предстоит вот-вот расстаться, она ощущала, как земля под ней расступается, как мир распадается на части. Когда к ней подбежала, весело улыбаясь, Надя и вручила подарок – серебряную заколку-цветок с голубыми камнями, Марьяна словно разделила себя надвое, и та, вторая, земная обрадовалась подарку и поблагодарила. Сестра объясняла что-то про бирюзу на невесте в день свадьбы. Марьяна кивала, делая вид, что ей это важно. Андрей украсил заколкой её волосы и, кажется, сказал, что ей очень идёт. А потом снова уговаривал вернуться домой…
– Пойду с сёстрами попрощаюсь, – услышала она собственный голос, который теперь казался чужим.
С сёстрами ей и правда отчаянно хотелось попрощаться. Но, видно, не суждено было. Не успела Марьяна сделать и пары шагов, как чёрный туман встал над рекой, а из него явилась женщина. Пока она шла, на поляне у реки происходили странные вещи. Бегали дети, взрослели, старели на глазах, превращались в скелеты и истлевали, а прах уносило ветром в реку, из которой бежали уже другие дети. Бесчисленное множество людей, невообразимое число жизней – всё промчалось за мгновения. Шаг – и нет поколения. Шаг – и ещё одно стёрто. И так, пока женщина, прекрасная и печальная, не оказалась прямо перед Марьяной.