Дальше шли пожелания добра и здоровья, приветы близким и прощание. Надя думала о том, кто же послал бабке это письмо. Неужели не боялись писать о таких вещах и отправлять по почте? Но важнее было другое. Она достала из кармана своё кольцо, в точности такое, как на рисунке, и ещё раз перечитала письмо. Затем развернула второй припрятанный лист – в нём оказались стихи. И тут рядом раздался голос брата:
– Надя, ты здесь?
Она быстро убрала листы. Почему-то не хотелось ничего рассказывать, пока сама не разобралась. Лёша подошёл и, хитро щурясь, протянул ей клочок бумаги:
– Вот, смотри!
– Это символ инь-ян…
– Сам знаю. Чёрное и белое, свет и тьма.
– Ну и что?
– А вот скажи мне, всезнайка, почему в чёрном появилась белая точка, а в белом – чёрная?
– Потому что… Во тьме есть свет, а в свете – тьма, так?
– Правильно! Но почему тогда не разделить круг на две половинки ровной чертой и не нарисовать в каждой те же точки?
– Не поняла…
– Потому, – пояснил Лёша, – что это знак постоянной смены света и тьмы, жизни и смерти. Теперь понимаешь?
– Вроде, – кивнула Надя. – Только к чему это всё?
– Да к тому, что это знак простой истины, которая для нас очень важна: там, где свет, уже есть частица тьмы, и наоборот. То есть там, где рождается жизнь, уже начинается умирание. Мы искали то, что увядает, но это вовсе не начало умирания, это завершение. А начало там, где…
– Зарождается жизнь!
– Наконец-то дошло! – выдохнул Лёша. – Нам нужно найти то, что только родилось…
– Например, не увядший цветок, а его росток! Бежим всем рассказывать! – Надя подскочила и умчалась прочь. Лёша рванул за ней, но вдруг заметил пожелтевший лист бумаги под лавочкой. Он быстро поднял его и спрятал в карман.
Надя ворвалась в комнату, где Ксюша сидела, уткнувшись в телефон, а Янина без дела лежала на кровати.
– Ксюш? Есть у нас что-нибудь недавно посаженное? Чтоб вот только проросло?
Ксюша оторвалась от экрана и посмотрела на сестру затуманенным взглядом, потом лицо её просветлело.
– Это связано с загадками?
Надя кивнула и объяснила их с Лёшей идею. Тут же отыскали пластиковый стаканчик с рассадой, где росток только пробился.
Наконец-то все три загадки были разгаданы. Но что дальше? Ждать? Что за вещая птица наблюдает за ними? И действительно ли наблюдает? Было странно вздрагивать от гудка поезда с железнодорожных путей неподалёку, вслушиваться в стрекот сверчков и кваканье лягушек, а потом и вовсе в глубокую ночную тишину – слишком глубокую и слишком напряжённую.
Уже третью ночь кряду вся семья расходилась по комнатам, но каждый только делал вид, что собирается спать. Каждый знал: остальные тоже только делают вид.
Сирин вновь прилетела неслышно. Села на ветку, склонила голову к левому крылу.
– Опять будешь петь свои песни-загадки? – лениво спросила Дивья, поёжившись под сапфировым взглядом.
В эту ночь лес наконец оставили в покое, и звери вылезли из укрытий. Они уже давно начали привыкать к ней, а она – понимать их. Дивья купалась в реке, любуясь звёздами и белизной своей кожи, напитывалась лунным светом, потом гуляла по берегу, полностью уходя в ощущения влажного мха и рыхлой, местами каменистой почвы под босыми ногами. Она морщилась от боли, если ступала на торчащий из земли корень, но тут же закрывала глаза, пропускала чувство по всему телу и улыбалась. Она жила. Снова заходила в реку, и вода качала её, баюкала, словно любящая мать, сверчки пели ей песни, а когда макушки деревьев окрашивались розовым, она сладко засыпала, словно на порог ступил отец и больше не о чем беспокоиться. Только всё же ей было немного одиноко. А тут подруга, птица вещая прилетела погостить – и её голос затянул снова в пучину образов.