Песни выбрали меня

Поэтому в первый день открытия выставки в нашем советском павильоне собралось около четырех тысяч зрителей. Мы дали прекрасный концерт, воодушевившись теплым приемом и большой отдачей от наших японских друзей. И приготовились к хорошей работе, приносящей радость и удовлетворение. Но каково же было наше удивление, когда уже через пару концертов публики заметно стало меньше! Интерес к нашему павильону, а следовательно, и к нашим музыкальным представлениям заметно поубавился. Японцы вообще, как мы успели понять, народ очень любопытный, живо откликающийся на всё новое, необычное, неисследованное. Когда жители Токио удовлетворили свое любопытство, они по вполне понятным причинам перестали приходить. Ну а что: мамонта они видели, концерт послушали, представления о нашей музыке составили… Зачем же идти второй раз или даже третий. Вот так уже через две недели мы практически лишились своих зрителей, а наш павильон – своих посетителей. Мы с мамонтом перестали быть интересны нашим японским друзьям.

Вообще, режим нашего рабочего дня был достаточно насыщенным. Каждый день в первой половине дня мы давали два концерта на выставке, вечером обязательная концертная программа в огромном спортивном зале. После него шли в гостиницу, чтобы приготовить себе ужин – самостоятельно, на привезенных с собой электроплитках в условиях полной конспирации. Пользоваться бытовыми приборами в гостинице строго запрещалось в целях пожарной безопасности и, конечно, из-за экономии электричества. Но у нас не было другого выхода, командировочные были скудными, кроме того, мы планировали на сэкономленную таким образом валюту купить подарки родным.

Каждый вечер наш этаж, где мы разместились, благоухал самыми различными ароматами. Чего здесь только нельзя было унюхать – концентраты супов из пакетиков были на редкость разнообразны.

Помню, что однажды я пришел в гостиницу позже всех и уже в коридоре почуял «запах Родины» – кто-то варил грибной суп. Я пошел по запаху, который привел меня к двери нашего конферансье Алика Писаренко, который наверняка за плотно закрытыми дверьми стряпал себе ужин. Настроение у меня было хорошее и даже прекрасное. Стучусь я к Писаренко – громко, настойчиво, по-хозяйски.

– Кто там? – слышу я настороженный голос Алика.

Я, изображая разгневанного хозяина гостиницы, очень недовольно начинаю говорить по-японски. Моей задачей было только передать интонацию, потому как ни я, ни Алик, конечно, по-японски не говорили и не понимали ни слова.

– Ах ты ж, – ругнулся Алик, он правильно всё понял – надо сдавать позиции и отступать. И тут же слышу через тонкие двери, как в унитаз выливается грибной суп, а затем распахиваются окна в зимний Токио, чтобы выветрить запах супа. Произошло всё так молниеносно, что я даже не успел крикнуть, что это розыгрыш.

Алик распахивает дверь, изо всех сил пытаясь придать своему лицу невозмутимое выражение, но полыхающий цвет лица, испарина на лбу, а главное, дикий взгляд – выдали его с головой и был бы я злющим японцем, догадался бы о «преступлении» мгновенно! Алик, увидев меня, еще какое-то время не мог справиться со своим лицом и придать ему выражение гнева, но как только до него дошел весь ужас мною содеянного, я узнал о себе много всякого, из чего напечатать в книге можно только одно:

– Жрать хочется, сил нет никаких!

И смешно, и грешно, как говорится. Понимаю, что вину надо загладить и просто извинения здесь не помогут. Мужиков кормить надо!

– Ну, давайте, парни, тогда ко мне! Гулять так гулять. Предлагаю устроить пир за мой счет! Яичница с жареной колбасой! Это не полуфабрикат из пакетика, а настоящая натуральная еда! Прошу!

Вот так сковорода с глазуньей нас и помирила. Потому как сытый артист – добрый артист.

Это, конечно, смешно, если бы не было так грустно…

* * *

А надо заметить, что на дворе зима, конец января, но, конечно, это не наша зима с ее крещенскими морозами. Днем иногда температура поднималась до плюс 8—10 градусов, ночью опускалась до нуля. Но однажды повалил такой густой, липкий, тяжелый снег, что засыпало весь город.

Идем мы, как всегда, с утра в наш павильон и не можем понять, что за странная конструкция на месте нашего павильона. Чудеса! До нас не сразу дошло, что снег, который валил всю ночь, продавил крышу надувного «шатра», и тот просто-напросто сдулся. Крыша не упала только благодаря нашему сибирскому мамонту, на спине которого и повисла.

Вот так мы остались не только без зрителей, но и без места работы, а работать мы должны были еще неделю. Но руководство справедливо посчитало, что «прозябать» в Токио просто так ни к чему, а потому надо немедленно возвращаться на Родину. У нас остаются нерастраченные и сэкономленные командировочные, на которые мы и решили купить японской аппаратуры. Но тут прошел слух, что павильон восстановят и он, а значит, и мы продолжим свою работу до 1 февраля, а второго – уже отплываем.