Песня чудовищ

– Слышу.

Голос и вид говорящей девоптицы вновь переполошили собравшихся. Люди зашептались, стали кивать и тереть бороды, будто рассматривали на торгу диковинный товар.

– Прости меня, – вдруг произнёс старик. – И сыновей моих прости. Знал, что толкаю их на страшное зло, но мне и без того осталось недолго, а ведь каждому хочется умереть счастливым. Вот и умру, полюбовавшись на тебя…

– Отец! – вдруг воскликнул Домир. – Не Ружан поймал Литу. А Ивлад.

Не успел царь удивиться, как Ружан поспешил взять дело в свои руки.

– Ах, средний братец, как же крепко ты перебрал вина! Я ведь предупреждал тебя…

Зал взорвался хохотом.

– Ивлад? – Царь нахмурил лоб. – А где он? Где мой младший сын и моя дочь? Почему они не пируют вместе с вами?

Воевода, поддерживающий царя, помог ему усесться на место во главе стола и мягко прогудел на ухо:

– Ваше величество, Нежата приболела и не смогла…

– А Ивлад? Где Ивлад?

Царь заметно разнервничался, глаза его забегали по залу, и он больше не улыбался оттого, что сыновья добыли диковину.

– Ружан бросил Ивлада и Нежату в темницу, отец, – ответил Домир, и его слова тяжёлой тучей повисли в воздухе.

Царь медленно обернулся на среднего сына и замер.

– Домир… Что ты говоришь? Ружан, это правда?

– Домир перебрал с выпивкой, я уже отвечал, – недовольно откликнулся Ружан. – Прикажешь доставить девоптицу в твои покои, отец?

Царь смотрел на Литу, и внутри у девоптицы от его взгляда что-то закипало, дыбилось пеной и билось о рёбра. Она попыталась отвернуться – и с ужасом поняла, что не может, словно привязали голову и заколдовали, заставив смотреть в лицо старика. Вокруг стихали звуки, блёкли цвета и угасал свет, пространство сужалось до двух серо-голубых глаз в венцах тонких морщин…

Царскую кровь и род девоптиц связывали древние предания. Лита не знала, откуда они пошли и что из россказней – правда. Их просто передавали друг другу долгими весенними вечерами, когда яблони Серебряного леса сплошь в нежно-розовом цвету и пахнут звонко, сладко. Лита слышала, будто людей пение девоптиц лишает рассудка, будто в Аларии верят, что присутствие девоптицы по дворце сулит страшные беды, войны и пожары, но чаще всего говорили, будто аларские цари связаны с девоптицами так прочно, что роднит их чуть ли не общая кровь. В некоторых сказках говорилось, что царь погибнет от взгляда девоптицы – но они, конечно, врали, иначе стали бы царевичи ловить Литу для отца? В иных сказывали про палящую жаром любовь, которой проникнется царь, едва увидит птицу с женской головой, но и в такое Лита не верила. Однако что-то происходило, и объяснения этому она не могла придумать.

Крылья Литы безвольно поникли, мягко черканув кончиками перьев по полу. Маленькое пёрышко выпало и, закружив в воздухе, вспыхнуло алым пламенем.

Лита повернула голову: надтреснуло колдовство, связывающее её с царём, и она закричала протяжным криком. Одно за другим вспыхивали перья на её теле, пламя окутывало облаком, рассыпая искры по столу и полу.

Лита замахала крыльями, поднялась в воздух, сильно забирая в сторону – раненое плечо разболелось от движения, а пламя, казалось, горело не только снаружи, но и проникало внутрь, но не сжигая, а покалывая и разгоняя кровь, стучало в висках, затмевало зрение и заставляло разум метаться в ужасе.

Внизу мельтешили море человеческих тел и частокол вытянутых рук: то Литу хотели поймать, то уворачивались от огненных искр, падающих с оперения. Чашники принесли вёдра с водой и тушили загоревшуюся скатерть. Лита поднялась к сводам и стала метаться, отыскивая выход.

– Беда грозит царю! – выкрикнул кто-то внизу, но мысли Литы только сузились до одной точки и бились лихорадочно, в такт ударам сердца. Пламя, источаемое её телом, обливало алыми отсветами расписные стены. Лита задыхалась, как вдруг что-то тяжёлое ударилось в окно, выбивая и цветные стёклышки, и переплёт. Морозный воздух ворвался в залу вместе со снежинками. Лита вскрикнула от неожиданности и увидела у окна Домира: в руках у него был обитый бархатом табурет.

– Лети, милая! – крикнул царевич.

И Лита, превозмогая боль, ринулась сквозь разбитое окно.

Глава 10. Темница и новый царь

Ивлад очнулся на земляном полу. Голова болела так сильно, что он с трудом перевернулся на бок и ощупал затылок – пальцы остались мокрыми от крови. Сплюнув, Ивлад заставил себя сесть и осмотреться.

Вдоль стен, сложенных из белого камня, стояли две скамьи с матрасами, набитыми соломой, в углу – ведро с водой и ковш. Здесь было даже окошко в частом решётчатом переплёте – тут могли держать только особенных людей, простых воров кидали в острог или в обычную яму.

Военег отправил его в царскую темницу. Ивлад охнул, медленно осознавая происшедшее. Воевода встретил его у города – кто-то доложил? Дозорные? Отобрал девоптицу – что теперь с Литой? И для чего она воеводе: сам захотел перед царём выслужиться? Или для Ружана сбережёт? Голова всё сильнее наливалась болью, во рту было жарко и сухо. Едва поднявшись, Ивлад зачерпнул воды из ведра, сперва напился, а потом плеснул себе в лицо.