Песня чудовищ

– Ах колдуна? Колду-ун! Выходи! Где он? – Нежата притворно заглянула под стол и злобно хохотнула. – А нет его! Убежал.

– Вернётся, если позвать.

– С чего бы? Не смеши. Он своё уже сделал. Подарил нас птицам, принёс как самоцветы на подушке. С-сволочь.

– Ивлад. – Домир вновь повернулся к брату. – Пойдём к Верине. Попробуем договориться и переложить проклятие. Должно сработать.

– Ты уверен, что сейчас твой разум светел? – усомнился Ивлад. – Ты сам говорил, что после песни стал неважно соображать. Сдаётся мне, сейчас тобой движет безумие, а не здравый смысл.

Домир насупился и отмахнулся.

– Как знаешь. Но ты подумай, Ивлад. Что теперь будет с нашим домом? Ты бы не хотел вернуться туда? Ты сын царя Радима Таворовича. Такой же, как и Ружан. Ты не заслужил изгнания. Разве тебе не хочется разозлиться и вернуть то, что у тебя отнял Ружан?

Ивлад уткнулся взглядом в стол, рассматривая щербинки на древесине. Слова Домира всколыхнули в нём многое: злость, обиду, боль. Чувств было так много и они так настойчиво распирали изнутри, что Ивлад не понимал, что с ними делать. Хотелось зажмуриться, спрятать голову и чтобы за него кто-то другой принял решение. В какой-то степени он даже испытал облегчение, когда понял, что не может выйти из леса: кто-то решил, что он умрёт здесь. И это решение было простым и понятным. Сиди, младший царевич, не пытайся ничего изменить. Но тут вдруг Домир надумал разбередить разом все его раны. Припомнил и дом, и отца, который его предал, и Ружана. Разве может брат лишить его дома? Разве может отнять то, что принадлежит ему по праву? Ладно отец: старик давно был не в себе. Наверняка Грайя зачаровала его своей песней куда крепче, чем Лита – Домира. И тут Ивлад разозлился: Лита и Домир! Для чего тогда она его поцеловала, если уже положила глаз на брата?!

– Я злюсь, – признался Ивлад. – Но что бы ты ни говорил, всё остаётся неизменным: я не могу покинуть Серебряный лес.

– А если бы мог? Ты бы не отважился вернуться домой. – Нежата передёрнула плечами.

– Ты упрекаешь меня в трусости?

– Вовсе нет. Просто слишком хорошо тебя знаю.

Ивлад не ответил. Нежата была права. Он бы не смог вернуться во дворец. По крайней мере, один не смог бы. Да и что ему делать? Собирать ополчение и выступать против Ружана? Смешно даже подумать.

* * *

– Господин?

Михле ворвалась в дверь, едва дыша. В покоях было темно, лишь одна-единственная свеча догорала, плавясь бесформенным огарком. Пламя плясало в лужице воска. Михле испуганно озиралась, всматриваясь во мрак.

Как же всё было страшно! Эти откуда ни возьмись прилетевшие стрелы и беспомощно повалившийся в снег Ружан. А сколько крови было… К счастью, что-то у нападавших пошло не так: стрелы вошли неглубоко, будто летели издалека или были пущены некрепкой рукой. Оправившись от первого ужаса, Михле смекнула: яблоко из Серебряного леса спасло Ружана, подарило ему если не неприкосновенность, то хотя бы некоторую стойкость. Как же ему повезло, что столько всего сошлось вместе: то колдовство, которое уже вошло в его тело, соединилось с силой чароплода. Если бы Михле не позволила Ружану откусить от яблока, если бы они проговорили дольше хотя бы на минуту, то стрелы пронзили бы царевича насквозь.

Ох, что началось, когда он рухнул в снег! В ответ полетели стрелы, Михле едва успела упасть и закрыть голову руками. Псы захлёбывались лаем, люди кричали, ржали и дыбились кони. К Михле кинулся Рагдай, они вместе перевернули Ружана, обломали обе стрелы и крепко перевязали царевича платком Михле, который тут же пропитался кровью, хоть выжимай.

Дружина бросилась в ту сторону, откуда стреляли. Рагдай с двумя дружинниками погрузили Ружана в сани, приготовленные для охоты, и вскоре к воеводе царевича привели нескольких стрельцов. Михле плохо помнила, что они говорили: она постоянно обтирала лицо Ружана тряпицей и проверяла, достаточно ли туго завязан платок на ране. Несмотря на то что стрелы вошли неглубоко, всё равно крови оказалось много, и старший царевич едва дышал, хватая ртом воздух. Его глаза из красивых серых сделались совсем чёрными, он крепко, до боли хватался за руки Михле, будто боялся, что потеряет сознание, если отпустит её.

– Тише, тише, – причитала Михле. Без платка её коса рассыпалась по плечам, кончики волос лежали на груди Ружана. – Сейчас вас отвезут во дворец.

– Р-рагдай, – слабо позвал он.

Михле обернулась: воевода тряс пойманных стрельцов. Их уже поставили на колени и натянули перед ними тетивы – один приказ, и пленных расстреляют.

– Всё будет хорошо, молчите, Ружан Радимович. Он поймал тех, кто хотел навредить вам.

И тут же поняла: стельцов казнят. Вероятно, прямо сейчас, при ней. Михле крепко зажмурилась, а потом решительно сняла свою душегрею и накинула на Ружана. Его глаза посветлели, а лицо будто смягчилось. Но ненадолго: скоро тени вновь заволокли взгляд, а на щеке, там, где белую кожу оцарапала первая стрела, вдруг разрослось чёрное пятно, похожее на кровоподтёк. Царская болезнь.