Песня горна

Что у Ишимова всё знают – Денис понял, ещё когда только подходил к их «Сибиряку». Двери были настежь, у калитки на улицу валялись брошенные совок и метёлка – наверное, мама Генки наводила особенный порядок в честь праздника, прежде чем идти на площадь. Денис малодушно подумал, что, конечно, никого нет дома… но, едва он ступил за калитку и уже собирался постоять и уйти, как в дверях появился Ишимов-старший. Он совершенно спокойно посмотрел на Дениса (не знает, зашлось сердце) и пояснил:

– Мои все в больнице… а я не смог. Уж подожду, пока привезут… – Он посторонился. – Ты проходи…

Денис подошёл к крыльцу. Музыка продолжала звучать. Марш был без слов, но Денис их хорошо знал – старинные слова… «Нам ли стоять на месте? В своих дерзаниях всегда мы правы…» Он заставил себя собраться и произнёс, на первых словах не узнавая своего голоса – совсем:

– Я пришёл. Я – командир. Если в отряде кто-то… то командир…

Тут он наконец заплакал по-настоящему. Навзрыд заплакал, переломился в поясе и коленках, сел на ступеньки и уткнул лицо в ладони. И только дёрнул лопатками; мужская тяжёлая от работы и от горя ладонь опустилась ему на спину. А потом – неверяще вскинул голову, когда услышал голос Ишимова-старшего:

– Ну что ты, сынок… ты уж не плачь…

Денис всхлипнул. Сказал отчаянно:

– Получается, что я вам принёс смерть. Если бы не я – Генка бы жил сейчас.

– Жил бы, да… – непонятным голосом повторил Ишимов. Убрал ладонь, свесил руки между колен, и спросил, не глядя на Дениса: – Ты помнишь, что Гена болел?

Вопрос был неожиданным. Денис даже вздрогнул. Он совсем забыл про это. Генка ведь не был больным… вернее, был, но вылечился… А Ишимов-старший продолжал – размеренно, тихо:

– Я, Дениска, видел, как дети от этого умирали. От того, что у него было. Много раз видел. Много лет. И знал, что и Гена умрёт. Привык даже к этому. Ну, живёт сын. Ну, работает. Есть-то надо? Ну, умрёт сын. Что он – первый? Вот он и умер… – Ишимов-старший повернулся к Денису. – Есть, Дениска, такие командиры, которые, как что, кричат: «Вперёд!» Но ты-то не такой, это весь посёлок знает. Ты-то всегда «За мной!» кричишь. И в чём твоя вина? Что впереди бежал, а пуля в Генку ударила? Так он за тобой сам бежал… и обогнать хотел. И гордился, что за тобой бежит. Ты бы слышал, как он про тебя рассказывал… и про Империю ваш… . Так что он умер. Правда. Но смерть-то смерти – рознь. Это ведь враньё, когда говорят – мол, всё одно, смерть и есть смерть… Враньё.

Денис молчал. Молчал от горя, от потрясения. Молчал от слов отца Генки. Молчал от того, что Генки не будет больше никогда – ни в музее, ни в отряде, ни в школе – нигде не будет, и с этим ничего не сделать. Молчал, потому что понимал: разве Генка первый? Или последний? Нет, нет… нет. Что он мог сказать? Сидящий рядом шахтёр, казавшийся намного старше своих лет, всё сказал за него – имперского мальчишку:

– Младших-то – примете в пионеры?

Денис вздрогнул. Отстранился. Глотнул.

– Конечно…

– Хорошо. Лидка уж больно к вам рвётся…

У Ишимова-старшего из глаз покатились слёзы. Он поморгал, улыбнулся, встал. Потрепал Дениса по волосам. Кивнул ему. И ушёл в дом.

Денис ещё какое-то время остался сидеть на крыльце. Он слушал марш и пытался осознать всё произошедшее сейчас. Именно .

* * *

Дома никого не было. Денис забежал сюда, чтобы бросить камеру – на сегодня он отфотографировался – и переодеться хоть как-то. И разозлился почему-то, увидев в почтовом ящике корреспонденцию, хотя ничего необычного или странного в этом не было. Он даже не хотел ничего вынимать, сделал это только по привычке. И так же по привычке посмотрел, что пришло – пока шёл к дому.

Первое, что ему попалось под руки, – был свежий номер «Барабана». Его в посёлке выписывал не он один (а кто не выписывал – до дыр зачитывали в библиотеке, Олег стоном стонал). Но сейчас журнал показался Денису насмешкой. Какой-то мальчишка на обложке… а Генки нет. Его нет. Зачем тогда эта бумага? Но он всё-таки пролистал странички «Барабана». По привычке. Как делал всегда – и вдруг…

Денис даже потряс головой. Тряхнул журналом, развернул страницы шире.

Генка смотрел на него с фотки над этой надписью. Серьёзный, даже чуть испуганный. Когда он так снимался, где? Денис не помнил. А ниже фотографии…

Денис добрался до крыльца и сел – почти ощупью, уже читая…