Песня исцеления (СИ)

   Пока дети спали, Будинка шила. Она в этом деле была очень способной, и стоило ей раз увидеть рубашку старшей навьи, как она тут же сообразила, как её скроить и сшить. Получилось очень хорошо, госпоже Рамут понравилось, и Будинка была страшно рада и горда, что угодила. Покрой у рубашек был не таков, как у белогорских, навьи носили наряды, к которым привыкли в своём мире; Рамут заказывала одежду у портного-соотечественника, то же делали её дочери. Но у Будинки получалось не хуже, а денег за работу она совсем не брала. Она была счастлива просто жить здесь, окружённая добром и заботой. Конечно, времени на шитьё из-за детей у неё было не так много, но не отблагодарить хоть какой-то услугой она не могла.

   Госпожа Рамут заказала мастерицам-древоделям небольшой деревянный навес, под которым можно было подвесить детские люльки. Там малыши могли спать на свежем воздухе в тёплую погоду, а Будинка изыскивала хотя бы полчасика, чтобы покопаться в саду. Она познакомилась с Ладой, ещё одной дочерью госпожи Рамут, и узнала, что такое садовая волшба. Ей страшно захотелось этому хоть чуть-чуть научиться, и Лада сказала с улыбкой:

   — Ну, давай попробуем.

   Она начала двигать пальцами, и в её руках скатывался сгусток золотого света — наподобие того, которым колдовала Светлана. Шарик завис над её ладонью, и Лада легонько подула... Сгусток внезапно прыгнул Будинке прямо в лоб! Её качнуло, в ушах слегка зазвенело, но ничего особенно страшного в этом не было, только удивительно и чудно.

   — Я поделилась с тобой своей силой, — объяснила Лада. — Пробуй. Ничего трудного в этом нет, надо просто окутывать растения любовью и желать им скорого роста и хорошего урожая. Ты сама будешь чувствовать, что и как нужно сделать, эта сила повинуется твоей малейшей мысли. Волшбой можно действовать не только на растения, но и на землю, на воду для полива. А ещё ты сможешь чувствовать и понимать, что растению нужно: водицы оно хочет, или, скажем, захворало... Хворь можно волшбой прогнать.

   Будинка обвела взглядом вокруг себя. Сад был очень ухоженный — благодаря трудам Лады, конечно. Даже не углядишь, что можно исправить, тут и так всё хорошо, опытная хозяйка за ним следила. Но нашёлся-таки увядший цветок, и Будинка занесла над ним руку, желая, чтобы он воспрянул. Чудо! С её пальцев начала падать золотистая пыльца, и цветок поднял головку, его пожухшие лепестки расправились. Оказалось, у цветка был надломлен стебель, оттого он и повял. Стебель восстановился, и цветок ожил.

   — Ой! — обрадовалась Будинка. — Получается!

   С этого дня она стала уделять время возне в саду — хоть по чуть-чуть, но ежедневно, а Лада, которая приходила довольно часто, подсказывала и учила её всякий раз чему-то новому. Про шитьё Будинка тоже не забывала. И вот что удивительно: если в доме мужа, будучи нагруженной работой и обязанностями сверх всякой возможной меры, она свою домашнюю повинность ненавидела, то здесь, делая всё с охотой и интересом, даже усталости не чувствовала. И дети совсем не обременяли, росли здоровыми и спокойными.

   А ещё у Будинки от ополаскивания волос водой из Тиши проплешина на голове зарастала с удивительной скоростью. За пару месяцев волосы на том участке достигли плеча, прочие тоже удлинились и стали ещё краше. После рождения детей немало их выпало, но теперь лезли новые. Будинка и в целом похорошела, от сытной еды щёчки немного округлились, появился румянец. Вот только кому её краса нужна? Об этом и думать не хотелось, как вспоминала мужа — вздрагивала, тошно становилось до жжения под ложечкой, до какого-то дикого ёканья внутри. Она не хотела ничего и никого. Ей бы деток вырастить да госпоже Рамут отплатить за её добро. Уж за неё Будинка была готова жизнь отдать! Если бы её спросили, она бы ответила, что выбирает служить хозяйке этого дома до скончания своего века. И никого преданнее, чем она, на свете сыскать было бы нельзя!

   Однажды в середине последнего летнего месяца зарева Будинка собирала в саду яблоки, а её полугодовалые близнецы находились на огороженной заборчиком площадке под навесом. Они пытались ползать и возились с выточенными из дерева игрушками. Хоть и родились они в один день, но уже сейчас у них проявлялся разный нрав: Ку́дря — шебутной и весёлый, Барну́та — задумчивый и неторопливый.

   Набрав очередную корзину румяных, душистых плодов, Будинка устремилась с нею в хозяйственную пристройку... И застыла, увидев рядом с детьми незнакомого светловолосого паренька. Он был невысок ростом — может, всего на полвершка выше самой Будинки, но голубой кафтан с красной вышивкой, подпоясанный алым кушаком, сидел на нём ловко, подчёркивая его крепкое, налитое упругой силой туловище. Обут он был в чёрные сапоги с кисточками на голенищах, его золотистые волосы лежали волнистой шапочкой с задорно вьющейся чёлкой, зачёсанной набок, а на висках и затылке были короткими. Паренёк «шагал» ногами деревянной куколки по перилам ограждения, а Кудря внимательно следил за игрушкой.