Песня исцеления (СИ)

   И, засверкав лукаво-нежными искорками в глазах, она порывисто чмокнула навью в щёку. Но одним таким поцелуем она не отделалась: Серебрица желала её губ, и она их снова добилась.

   Каменные статуи, стоявшие вдоль усыпанной опавшими листьями дорожки, испускали лунный свет и служили в тёмное время фонарями. Вдоль них они и пошли неторопливо, держась за руки.

   — Ты надолго в отпуск, Серебрица?

   — На десять дней. Пять дней у госпожи Рамут прогостила, пять для тебя оставила, моя горлинка... Придёшь завтра снова?

   — Приду... Только давай лучше днём, ладно? А то вечером матушка не пустит, ругаться станет...

   — Чего ж ей ругаться? Ты же не к кому-то там, а к наречённой избраннице на свидание пойдёшь... Хорошо, как скажешь, ладушка, днём так днём. Я в любое время рада тебя видеть, звёздочка ясная моя. Ты не озябла?

   — Нет, мне тепло с тобой...

   — М-м, ягодка моя сладкая!

   Девушка ахнула, пойманная в крепкие объятия. Она шутливо уклонялась от поцелуев, отворачивая лицо с милыми ямочками на щеках, но Серебрица поймала её губы. Потом пальчики Ягодки гладили её щёки, скользили вдоль шрамов, а навья смотрела на девушку с дымкой грустной нежности в глазах.

   Ягодка встретила эту необычную воительницу случайно, когда пошла на торг купить пряников. От выбора глаза разбегались: и медовые, и с мятой, и с пряностями восточными, и с добавлением молотых сушёных ягод... Она выбрала с мятой и ягодами, но когда настала пора расплачиваться, оказалось, что кошелёк срезали в толпе... Ягодка даже расплакалась, но вдруг услышала:

   «Не плачь, девица. Бери пряники».

   И рука в перчатке со стальными чешуйками припечатала к прилавку монету. Прижав к груди свёрток с лакомством, Ягодка пробормотала слова благодарности. А зеленоглазая воительница усмехнулась:

   «Позволь тебя проводить, голубушка. А то у тебя ещё и пряники украдут».

   Ягодка, охваченная робостью, замотала головой и кинулась прочь. Но убежала недалеко: мчалась она не разбирая дороги — вот и врезалась с разбегу в широченную спину какого-то дюжего детины. Детина в это время уплетал только что купленную сметану, а от толчка влетевшей в него Ягодки миска вылетела у него из рук, сметана белой лужицей расплескалась по земле. Здоровяк заорал на девушку, а та обмерла и стояла со слезами на глазах, думая, что тот сейчас её прибьёт. Но детина смягчился и вместо разлитой сметаны согласился на пряники. Он забрал у Ягодки весь сверток.

   «Эй, обжора, не жадничай!» — снова раздался уже знакомый голос, и зеленоглазая воительница, выхватив свёрток у оторопевшего от неожиданности великана, вынула из него пару пряников и вручила ему:

   «Хватит с тебя».

   Остальное она вернула Ягодке.

   «Пойдём, милая, — сказала она ласково. — Больше не торопись так сильно, а то ещё упадёшь».

   Громила был явно недоволен таким дележом и набросился на воительницу с кулаками, но та выхватила меч и приставила остриё к его животу.

   «Не нарывайся, приятель. Топай отсюда».

   Тот связываться с вооружённой навьей не рискнул и, ругаясь сквозь зубы, отступился. А та, оберегая девушку в рыночной толпе, пошла рядом с ней.

   «Куда ж ты побежала? — спросила она с усмешкой. — Разве я такая страшная?»

   Ягодка не знала, что сказать. Она ещё ни у кого не видела таких удивительных глаз — невообразимого, ядовито-зелёного цвета, пристально-пронизывающих и вместе с тем ласковых, с тенью грусти. Эту грусть она разглядела чуть позднее, уже в городском саду, когда они сидели на лавочке и жевали пряники. Ягодка — с сушёной клюквой, а её новая знакомая — мятный.

   «Сладкоежка ты моя, — сквозь ласковый улыбчивый прищур проговорила навья. — Щёчки у тебя какие... с ямочками. Ты сама — как пряник сладкий!»

   Внутри у Ягодки от этих слов поднималось что-то жаркое, новое, волнующе ёкало и горело. Она пыталась заесть это пряником, но только подбрасывала топлива в этот огонь. А навья не сводила с неё своих светло-изумрудных с ядовитым оттенком глаз, чем совсем смутила девушку.

   «Как зовут тебя, милая?» — спросила она.

   «Ягодкой...»

   Навья улыбнулась и тихо, медленно и чувственно повторила это имя, словно бы пробуя на вкус и смакуя ощущения на языке от него:

   «Ягодка... Сладко звучит, совсем как пряник... А меня Гердрейд зовут, но можно и Серебрицей — так проще и привычнее для твоего языка. Значит, ты любишь пряники?»

   Ягодка робко кивнула. Серебрица не выглядела мощной — скорее, гибкой и изящной, но в ней чувствовалась нечеловеческая сила. Впрочем, из-за доспехов она казалась несколько крупнее, чем была на самом деле.

   «А ещё что ты любишь?»

   «Не знаю», — смутилась Ягодка.

   Серебрица засмеялась, белыми зубами отщипнула от пряника кусочек.

   «Знаешь-знаешь, просто растерялась... Не страшись меня, я не причиню тебе вреда. Какие цветы тебе нравятся?»

   «Те, что весной цветут... Ландыши, подснежники...»

   «А почему?»

   «Они чистые... и чистотой пахнут».

   «А ягоды какие?»

   «Любые... Хотя землянику, пожалуй, больше всего люблю».

   «Ну, ещё бы... С таким-то ягодным именем!»

   Так они говорили обо всём подряд, Ягодка съела три пряника, а Серебрица — два. Девушка предложила ей ещё, но та с улыбкой отказалась:

   «Кушай сама, они твои, не хочу тебя объедать».