Песня исцеления (СИ)

   Цветанка сглотнула и кивнула. Мглица достала бритву, и вскоре у Цветанки остался на темени один нелепый короткий пучок, который пока даже в косу заплести было невозможно. Но самое жуткое ей ещё предстояло. Мглица высекла из пальцев огонь, сожгла кусок дерева, а тлеющий уголёк поднесла к губам Цветанки, держа его голыми пальцами.

   — Надобно это проглотить, это и есть сила Огуни!

   Жаром от уголька дышало, как от целого кузнечного горна. Цветанка зажмурилась... Обжигающая боль пронзила её. «Конец», — подумалось ей. Но... Губы, пищевод и желудок горели огнём, только вот никаких ожогов не было! У Цветанки вырвалась нервная икота, и из её рта пыхнула струйка пламени.

   — Прими, Огунь, в своё лоно новую дочь! — сказала мастерица.

   Вдруг повеяло могучим жаром, хотя поблизости ничего не горело. У Цветанки даже кожу на лице стянуло, а ноги точно на раскалённой сковородке стояли.

   — Это ты дыхание Огуни чувствуешь, сестрица, — объяснила и успокоила Мглица. — Ну, поцелуй каменную твердыню и поклянись ей в верности!

   Цветанке надлежало прильнуть губами к земле, что она и сделала. Та ответила так жгуче, словно Цветанка голову в печь засунула.

   — Ну, приступай к учёбе, — прогудел над нею голос мастерицы.

   Домой Цветанка вернулась поздно вечером, вся покрытая пылью: в первый же день ей пришлось приступить к работе, пробуя свои новые силы. Пока по мелочам, помогая опытным мастерицам, но сила Огуни определённо внутри прижилась и жарко текла в жилах. Будинка, увидев новую причёску Цветанки, ахнула:

   — Цветик, ты чего это? А куда твои волосы девались?

   Та вкратце рассказала, в чём дело, смущённо улыбаясь. Она сама от себя не ожидала такой решительности, просто увидела работу каменщиц, пришла в восторг и подумала: «Вот бы и мне так уметь!» А что? Дело хорошее, полезное. Непростое, многому предстоит научиться, но это пока с непривычки трудновато. А в выборе занятия Цветанка на мелочи решила не размениваться — взялась прямо сразу вот так, по-взрослому. Аж сама себя зауважала! Да и Будинка убедится в серьёзности её намерений и поймёт, что Цветанка на что-то действительно пригодна. В самом деле, хватит дурака валять. Сразу было ясно, что в Белых горах жить по-старому уже не получится, придётся что-то менять... Вот Цветанка и приступила к изменениям.

   Выйдя в сад подышать перед сном свежим и зябким осенним воздухом, Цветанка бродила по дорожкам. Под ногами шуршали опавшие листья, голове было непривычно зябко — даже пришлось шапку надеть.

   — Цветик...

   Кутаясь поверх кафтанчика ещё и в тёплый платок, к ней шла Будинка — медленно, не сводя с Цветанки больших светлых глаз. Остановилась, а сама всё смотрела — ласково, неотрывно.

   — Что, голубка? — чуть улыбнулась Цветанка, завладевая её руками и сжимая в своих.

   Ресницы Будинки дрогнули, губы приоткрылись в улыбке.

   — Цветик, ты правда... Всё это для меня? Чтоб нам... вместе быть?

   В прищуре ресниц Цветанки мерцала ласковая усмешка.

   — А ты согласна? — Её руки легли на стан Будинки, обвили крепким кольцом объятий.

   Та порывисто обвила её шею, прижалась всем телом.

   — Согласна, Зайчик... Я твоя...

   Губы Цветанки обдавали жарким дыханием её лицо, щекотали щёки, брови, кружились около рта. Дразнили, смеялись, а потом накрыли поцелуем. Будинка сладко замерла, утопая в нежности.

   — Годик придётся подождать, милая, — шепнула Цветанка, щекоча её нос своим. — До следующей осени. Пообвыкнусь с работой, покрепче на ноги встану — тогда и о свадьбе можно будет думать. Подождёшь?

   — Подожду, Зайчик... У тебя всё получится, я знаю.

*

   И снова осенняя пора вспыхнула рябиновым огнём, зашептала листопадами. Лиственный ковёр мягко приглушал шаги воительницы, обутой в высокие сапоги с пластинками брони и облачённой в чешуйчатую кольчугу и чёрный плащ. Её глаза цвета северного сияния смотрели зорко и пронзительно на двух играющих под яблонями и смеющихся маленьких мальчиков лет полутора. Цветанка, подхватив обоих под мышки, принялась их кружить, а те звонко хохотали. Длинная золотистая косица с бирюзовым накосником взметнулась, когда её обладательница, одетая в чёрный белогорский кафтан, принялась вертеться на месте. Это была единственная прядь волос на её гладком черепе.

   Увидев гостью, Цветанка поставила мальчиков и обнажила клыки в улыбке.

   — Серебрица! Здравствуй!

   Воительница с усмешкой приблизилась. Малыши, испугавшись грозной незнакомки, бросились в объятия матери, которая сидела в беседке и, украшая вышивкой рукав рубашки, с удовольствием наблюдала за их с Цветанкой весельем. Погода для середины второго осеннего месяца стояла весьма тёплая и солнечная, долго нынче баловало бабье лето Белогорскую землю.

   Поступь Цветанки тоже отличалась мягкостью. Её чёрные сапоги с кисточками на голенищах ступали по листьям почти по-кошачьи — с той лишь оговоркой, что она была волком.

   — Ну, здравствуй, — ответила ей с клыкастой улыбкой гостья. И, намекая на причёску Цветанки, скользнула ладонью по своей голове. — А тебе идёт!

   Цветанка хмыкнула.

   — Гляди, чего умею, — сказала она и щёлкнула пальцами.