Песня Кахунши

– А я Мунну терпеть не могу. Он бандитом хочет стать. У него все разговоры о том, как убить да как зарезать.

– Но ведь он ослепнуть может?

– Кто его знает. Ты лучше скажи, понравилась тебе отбивная?

– Да.

– А ты знаешь, из чего она?

– В каком смысле?

– Ну, из коровы, из козы, из ягненка?

– Не знаю.

– Из собачатины. Они бродячих собак убивают – и на отбивные.

Чамди цепенеет. Может, Сумди так шутит? Он поворачивается к Гудди. Она не смеется.

– Стала бы я собачатину есть? – спрашивает Гудди. – Ты же видел, как я Моти люблю. Моти я есть не стану.

– Слава богу, – переводит дух Чамди. – А то меня чуть не вырвало.

– Я только чужих собак ем, – продолжает Гудди.

Сумди хохочет. Он заворачивает в газету оставшееся мясо и хлопает сестру по спине. Она толкает его в ответ. «Такого насмотрелись – и веселятся», – удивляется Чамди.

– Одного я не понимаю, – говорит он Сумди.

– Чего?

– Ананд-бхаи ведь может красть машины и хорошие деньги зарабатывать. Так зачем ему нищие?

– Зачем? Это большой бизнес, вот зачем.

– И что, очень он разбогател на нашем подаянии?

– Неважно, разбогател ли он. Главное, что мы нищие. С голоду не умираем, хоть и хотели бы. Таким, как Ананд-бхаи, важно держать всех в подчинении. Мы боимся искать работу, потому что он нас накажет. Мы отдаем ему деньги, собираем для него информацию. Раз попадаешь в этот капкан, уже не выбраться. Потому-то мы и хотим ограбить храм. Хотим уехать из этой помойки.

– А если он нас поймает?

Сумди молчит.

Они снова выходят на широкую улицу. Магазины дорогих шелков, ювелирные лавки. И полицейский участок имеется, с колоннами в синюю и желтую полоску.

«Странный тигр получился бы, – думает Чамди. – Полицейский тигр. Наверное, настоящим полицейским нужны сильные тигры – охранять порядок в городе. В один прекрасный день стены участка задрожат, из полосатых колонн выскочат тигры и отправятся патрулировать улицы. Тогда уж не будет никаких убийств», – весело думает Чамди.

Ему хочется рассказать про тигров Сумди и Гудди, но девочка неожиданно сворачивает в переулок. Сумди молча идет за сестрой. Она, похоже, все еще переживает за Моти. Здорово, что она заботится о больной собаке, хотя сама ходит голодная.

Сумди останавливается перед ювелирной лавкой «Шри Шьям». На запертых коричневых дверях магазина лежат длинные тени. Ставни и тяжелый замок тускло мерцают в свете уличных фонарей. Сумди ведет Чамди по узкому проулку. Стена опутана проводами, из водосточной трубы капает вода. Капает прямо кому-то на голову.

Глаза Чамди привыкают к темноте, и он различает на земле человеческий обрубок. Ни рук, ни ног. И волос тоже нет. Только голова и туловище. Нищий лежит на спине и не может отклонить голову от капающей воды – если это, конечно, вода. Он слышит шаги, открывает глаза и поворачивается. От него нестерпимо воняет.

– Дабба, еда! – говорит Сумди.

Услышав слово «еда», Дабба мгновенно жмурится и раскрывает рот. Сумди дает ему мясо, Дабба быстро жует, глотает и снова открывает рот. Бедра Даббы прикрывает грязный лоскут, единственная его одежда. Он доедает третий, последний, кусок мяса, облизывает губы и широко открывает глаза. Вода стекает по его груди.

– Можешь меня подвинуть? – просит он Сумди. – Со вчерашнего вечера капает. Прямо пытка какая-то!

– Помоги, – Сумди оборачивается к Чамди.

На вид Даббе лет пятьдесят. «Глаза у него добрые, – думает Чамди, – это потому, что он вынужден целый день на небо таращиться. Они и цветом такие же, серо-голубые, как небо под вечер».

– Берись со своей стороны и поднимай, – командует Сумди.

Чамди держит Даббу за плечи, Сумди ниже пояса. Вдвоем они с трудом приподнимают тело. Чамди задыхается от вони.

– Дальше нам не оттащить, – говорит Сумди. – Лежи здесь, Дабба.

Они кладут нищего недалеко от трубы. Чамди смотрит на руки. Чистые.

– Это новенький? – спрашивает Дабба.

– Это Чамди. Мой друг.

– Спасибо, ребята.

Чамди кивает. Не может он смотреть Даббе в глаза, хоть они и похожи на небо.

– Сумди, почеши мне грудь. А то с ума сойду.

– Где почесать?

– Хоть где. Замучился, сил нет.

Чамди смотрит на грязное тело. Как же Сумди будет его чесать? Гадость какая!

– Тут где-то крышечка должна быть от бутылки, – говорит Дабба, будто услышав его мысли.

Сумди скребет ему грудь.

– М-м-м, – стонет Дабба, – сильней чеши, сильней!

– Скажи где.

– Везде. Сильней давай! Хоть шкуру сдирай, только чеши, я тебя очень прошу!

Сумди скребет крышкой – где нажимает, где чуть отпускает. Наверное, не первый раз он это делает, а потому знает, когда Дабба стонет от наслаждения, а когда от боли. Еще Чамди догадывается, что Даббе приходится ходить под себя.

– Теперь рожу чеши, – просит Дабба и закрывает глаза в предвкушении удовольствия.

Сумди убирает руки от груди Даббы, и Чамди видит кровавые расчесы.

– Ананд-бхаи велел передать…

– Я весь внимание, – отзывается Дабба, подставляя лицо.

– Он придет к тебе попозже. Ему нужна информация.

– У меня хорошие новости. Очень хорошие. Но с меня хватит. Попробую-ка я с ним поторговаться. Сколько можно? Пора и в покое пожить.

– Понимаю, – вздыхает Сумди.

– И уши почеши, уши тоже.

– Мне пора. Еще надо Амму накормить.