Песня Кахунши

– Хорошо. Только наклонись. Дело есть одно.

Он что-то шепчет на ухо Сумди и тяжело вздыхает.

– Обещай, что поможешь, – говорит Дабба. – Если Ананд-бхаи не согласится, мне без тебя не обойтись.

– Я… я постараюсь.

– Спасибо, Сумди. Теперь я смогу поспать. Наконец-то…

Сумди выбрасывает крышку и похлопывает Даббу по груди:

– Ну, мы пошли.

Сумди подталкивает Чамди к выходу из проулка. Чамди оглядывается и видит, как человеческий обрубок червем извивается на земле.

– Что он тебе сказал?

– Не лезь куда не просят.

– Пахнет от него ужасно. Как он в туалет ходит? – осторожно спрашивает Чамди.

– Где лежит, там у него и туалет.

– А кто его моет?

– Ананд-бхаи не разрешает его мыть. Говорит, чем сильнее вонь, тем больше от него народ шарахается. Когда Ананд-бхаи разрешает, мы Даббу водой из ведра обливаем. И все.

– Бедный!..

– Он, может, и бедный, но Ананду-бхаи большие деньги приносит.

– Милостыней?

– Настоящие деньги Ананд-бхаи грабежами добывает. Он пристроил Даббу возле ювелирного, чтобы тот всякие важные разговоры подслушивал. Ювелиру на него наплевать – лишь бы клиентов не распугал. А они Даббу и не замечают, он для них вроде прокаженного. А Дабба лежит и запоминает – когда товар привозят, во сколько, где деньги для поставщика. Короче говоря, все. Когда Ананд-бхаи хочет какой-нибудь магазин ограбить, Даббу запихивают в джип и отвозят туда.

– Значит, если ты – глаза Ананда-бхаи, то Дабба – уши?

– Точно.

– Почему же Ананд-бхаи вас не бережет?

– А зачем? Умрет один Дабба, он себе другого сделает.

– Как это – сделает?..

– Ты что думаешь, Дабба таким родился? Он был нормальный мужик. Работал официантом в персидском ресторане. Потом его сбил таксист. Дабба остался без ног. Он и сейчас меню наизусть читает, просто так, чтобы время убить.

Чамди собирается спросить, что случилось с руками Даббы, но тут же догадывается сам. Так вот почему его Коробком зовут.

Ананд-бхаи делает из людей коробки.

Глава 8

Чамди не может заснуть. Ему мерещится Дабба, как он извивается по земле, стараясь почесаться.

Ярко горят фонари на большой улице. Свет падает на стоянку такси, на предвыборный плакат с политиком в белом костюме. Какой-то таксист загнал машину на пешеходную дорожку и заснул на заднем сиденье, высунув в окно босые ноги. Мимо такси проносится стайка маленьких оборванцев. Впереди всех, задыхаясь, бежит мальчонка со свертком в руках. Он спотыкается, плюхается на дорожку и надрывает бумагу. Внутри печенье. Остальные подбегают и набрасываются на еду. Мальчонка получает подзатыльник от девочки постарше, но не отбивается, а только беспомощно улыбается в ответ.

Чамди собирается перейти через дорогу и познакомиться с ребятами, но тут внезапно слышит голос. Он настороженно замирает. Может, этот теплый, как ночь, голос ему просто почудился?

Нет, кто-то на самом деле поет.

Чамди идет на звук. Проходит мимо сгоревшего дома, вот уже и дыра в ограде, совсем недавно он пролезал здесь по дороге в логово Ананда-бхаи. Позади стены школьная площадка. Может, это привидение поет, какая-нибудь умершая девочка из этой школы? Она скучает по друзьям и поэтому поет ночью, а отзвук песни сохраняется до утра, до первого школьного звонка. Чамди тихонько пролезает в дыру, но едва ступает на гравий, как песня смолкает. На земле, прислонясь спиной к ограде, сидит Гудди.

– Чего тебе? – спрашивает она.

– Так это ты!

Неподалеку валяется старая резиновая сандалия и потерянная кем-то красная ленточка для волос. В школьное окно стучит ветка.

– Это ты пела?

– Не-а.

– Но здесь больше нет никого.

– Ты почему не спишь?

– Не спится. У тебя красивый голос. Я же знаю, это ты пела.

Чамди садится рядом, вытянув и скрестив ноги, как она.

– Ты чего придвигаешься?

– Просто… темно. Мне тебя не видно.

– Да не бойся ты, не съем.

– Могу уйти, ты только скажи.

– Как хочешь.

– Тогда я посижу. Ты мне споешь?

– Нет.

– Пожалуйста!

– Я по заказу не пою.

– Тогда я наемся так, что раздуюсь как шар. И придется тебе искать другого тощего мальчика.

– Ты мне угрожаешь, что ли?

– Ага.

– Да я тебя на куски порежу, гадина паршивая! На дольки покромсаю и продам, будет всем на обед чамдятина! Только попробуй еще мне угрожать!

– Ты чего?!

Гудди что-то ищет на земле. Ветер пригнал красную ленточку к самым ее ногам, но Гудди не обращает на нее внимания. Она нащупывает сучок и принимается что-то чертить на дорожке.

– Спой, ну пожалуйста!

– Спою, если ты пообещаешь украсть деньги из храма.

– Не могу.

– Посмотри на меня, – говорит Гудди.

Чамди смотрит на девочку. Она наверняка его ровесница, но кажется гораздо старше. Ее дольше жгли солнечные лучи, она дольше дышала пылью, слушала автомобильные гудки. И она единственная из его знакомых, кто видел, как отец погибает под колесами машины.

– Посмотри мне в глаза, – говорит Гудди. – Обещай, что ты украдешь эти деньги во что бы то ни стало. Если дашь слово, глядя в глаза, то его нельзя нарушить. Давай, посмотри на меня.

У Чамди сосет под ложечкой, но деваться некуда – придется дать слово.

– Обещаю, – говорит он и мысленно добавляет: «Я обещаю достать для тебя деньги. А вот украсть, наверное, не смогу».