Читаем Песня первой любви полностью

Из письма, кажется, А.С.Пушкина, по-моему, Н.Н.Гончаровой, из-за которой он был в XIX веке убит на дуэли

Сразу спешу оговориться. Возможно, мне всю жизнь приходилось встречаться лишь с так называемым мещанским отрядом этих представителей рода человеческого, но вот мне кажется, что восточный человек совершенно правильно делал, когда никуда не брал с собой свою законную бабу. Я не знаю, пусть кто-нибудь из вас на эту мою фразу обидится, но ведь честное слово, дорогие, честное слово — ведь они друг у друга только и делают, что учатся всяческой гадости и суете. Только ведь их козьи мыслишки и правятся в какую-то мерзостную, недостойненькую сторону. Я потому говорю «какую-то», что мне очень трудно ее, эту мерзотину, научно определить и классифицировать. Но я надеюсь, что вы меня правильно понимаете, дорогие, а если не понимаете, то и не поймете, к сожалению, никогда.

Мне вот возражают со всех сторон, что — как же, как же! — а такие достойные женшщины, как Марья Ванна, например, или Эмма Александровна, на другой пример? Они и о литературе могут, да и вообще — нет, вы только посмотрите, товарищи! — ведь они и вообще — умно, реально, независимо мыслят!

А я вам не совру и чем угодно поклянусь, что окажись эти самые Марья Ванна с Эммой Александровной в соответствующих (каких — сами размышляйте, если охота) условиях, то точно так же по-бабьи будут они и интриговать, и так же ловко складывать сплетни, как и те их малообразованные товарки, что и вовсе не слышали никогда, что есть, допустим, на свете какой-нибудь И.Стравинский или М.Пруст. Так же ловко, если еще не ловчей…

— Господи! — вздыхаю я и тут же печально опускаю перо. — Да ведь вы думаете, что я их браню. А я их, честное слово, не браню. Я их за это даже хвалю. Потому что я, с одной стороны, уже привык, а с другой — мне явно симпатична простая бабья болтовня, безо всяких там Пикасс, Фрейдов или других каких звучных имен, которые скачут в их полых головках, как целлулоидные мячики.

Я их не браню, а только мне крайне неловко читать по затронутому вопросу разную вековую чушь: когда там где-то какая-то баба от какой-то тирании освободилась. Да никуда она не освободилась, эта баба! Потому что и так она свободная, как синичка, которая клюет у тебя с руки и вольна в любой момент улететь куда угодно. Если, конечно, есть куда лететь и хочется!

Я тут одно скажу, видоизменяя автобиографические слова бича Ваньки из Туруханской геологосъемочной экспедиции, который говаривал про себя: «Эвенок есть эвенок». Я скажу: «Баба есть баба!» И все тут! Баба есть баба, если, разумеется, она не есть клинически полоумная, скрывающая свою патологию. В таком случае она не баба. А в любом другом случае — баба есть баба. И если кто-либо возьмется утверждать обратное, то любопытно бы мне было посмотреть, как это он развернет по-иному сию закольцованную аксиому?

Но я вижу, что обсуждать бабу вам уже надоело. Тогда я лучше расскажу немного о себе. Ф.И.О. — неважно, самому — 35, прошлый год лежал в больнице по случаю желтушечной печенки, где и познакомился с хорошей бабой, которая была, есть и, дай бог, всегда будет медсестра, 27 лет, разведенная холостячка, родителей нету. Что мне и надо, ибо по выходе из этой инфекции я с ней тут же сошелся. А у неё была комната при больнице, где мы сейчас и живем.

И запричинилось моей бабе покупать платяной шкаф, как будто не могут шмотки спокойно висеть по стенам, укрытые в полиэтиленовый мешок. Ну и ладно — что толку спорить с бабой? Мы с ней в воскресенье и приобрели в мебельном на колхозном рынке эту, как она выразилась, семидесятипятирублевую «прелесть». А грузчиков я не нанял, потому что еще не настолько сошел с ума, чтоб за переноску легкого шкафа на 5 метров платить 10 рублей. Это нужно обнаглеть, чтобы такие суммы просить! Мы немного побранились с бабой, и я заявил, что сам его утащу за такие деньги! И буду я гадом, что утащил бы, коли не эта проклятая весенняя капель! Я оскользнулся, дрогнул, и — бенц! — разлетелся наш шкапчик на зеркальные осколочки. Баба пустила слезу. Я хотел на нее заорать, но потом решил действовать обратно — лаской, потому что я ее люблю. Я ее нежно на улице обнял. Она еще маленько хныкает, прохожие идут, глаза на нас таращат, а сами отражаются в наших осколках…

«Друзья» и «подруги»

«Почему? Ну почему же это все люди все-таки женатые? Несмотря на то что у них есть прыщи, бородавки, угри и многая другая мерзость, о которой и жутко даже вспоминать? У меня самого, например, крайне кривой нос, под глазом вечный синяк, лабильная вегетатика, а ведь я дважды был женат, а нынче женюсь в третий».

Так размышлял я, поджидая в этот свой торжественный день на углу близ скверика свою «подругу».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Зулейха открывает глаза
Зулейха открывает глаза

Гузель Яхина родилась и выросла в Казани, окончила факультет иностранных языков, учится на сценарном факультете Московской школы кино. Публиковалась в журналах «Нева», «Сибирские огни», «Октябрь».Роман «Зулейха открывает глаза» начинается зимой 1930 года в глухой татарской деревне. Крестьянку Зулейху вместе с сотнями других переселенцев отправляют в вагоне-теплушке по извечному каторжному маршруту в Сибирь.Дремучие крестьяне и ленинградские интеллигенты, деклассированный элемент и уголовники, мусульмане и христиане, язычники и атеисты, русские, татары, немцы, чуваши – все встретятся на берегах Ангары, ежедневно отстаивая у тайги и безжалостного государства свое право на жизнь.Всем раскулаченным и переселенным посвящается.

Гузель Шамилевна Яхина

Современная русская и зарубежная проза
Салюки
Салюки

Я не знаю, где кончается придуманный сюжет и начинается жизнь. Вопрос этот для меня мучителен. Никогда не сумею на него ответить, но постоянно ищу ответ. Возможно, то и другое одинаково реально, просто кто-то живет внутри чужих навязанных сюжетов, а кто-то выдумывает свои собственные. Повести "Салюки" и "Теория вероятности" написаны по материалам уголовных дел. Имена персонажей изменены. Их поступки реальны. Их чувства, переживания, подробности личной жизни я, конечно, придумала. Документально-приключенческая повесть "Точка невозврата" представляет собой путевые заметки. Когда я писала трилогию "Источник счастья", мне пришлось погрузиться в таинственный мир исторических фальсификаций. Попытка отличить мифы от реальности обернулась фантастическим путешествием во времени. Все приведенные в ней документы подлинные. Тут я ничего не придумала. Я просто изменила угол зрения на общеизвестные события и факты. В сборник также вошли рассказы, эссе и стихи разных лет. Все они обо мне, о моей жизни. Впрочем, за достоверность не ручаюсь, поскольку не знаю, где кончается придуманный сюжет и начинается жизнь.

Полина Дашкова

Современная русская и зарубежная проза
Добро не оставляйте на потом
Добро не оставляйте на потом

Матильда, матриарх семьи Кабрелли, с юности была резкой и уверенной в себе. Но она никогда не рассказывала родным об истории своей матери. На закате жизни она понимает, что время пришло и история незаурядной женщины, какой была ее мать Доменика, не должна уйти в небытие…Доменика росла в прибрежном Виареджо, маленьком провинциальном городке, с детства она выделялась среди сверстников – свободолюбием, умом и желанием вырваться из традиционной канвы, уготованной для женщины. Выучившись на медсестру, она планирует связать свою жизнь с медициной. Но и ее планы, и жизнь всей Европы разрушены подступающей войной. Судьба Доменики окажется связана с Шотландией, с морским капитаном Джоном Мак-Викарсом, но сердце ее по-прежнему принадлежит Италии и любимому Виареджо.Удивительно насыщенный роман, в основе которого лежит реальная история, рассказывающий не только о жизни итальянской семьи, но и о судьбе британских итальянцев, которые во Вторую мировую войну оказались париями, отвергнутыми новой родиной.Семейная сага, исторический роман, пейзажи тосканского побережья и прекрасные герои – новый роман Адрианы Трижиани, автора «Жены башмачника», гарантирует настоящее погружение в удивительную, очень красивую и не самую обычную историю, охватывающую почти весь двадцатый век.

Адриана Трижиани

Историческая проза / Современная русская и зарубежная проза