Песня первой любви

Когда к нему подошли, то врачей и милиционеров сильно удивило, что от висельника попахивает одеколоном. Но им все объяснили, и врачи успокоили взволнованный коллектив тем, что Петров, будучи законченным алкоголиком, покончил с собой в состоянии алкогольной депрессии. И коллектив, таким образом, не несет за его патологические поступки никакой ответственности.

Свобода

Один юноша, желая видеть свою любимую девушку, поджидал ее, как было договорено, у здания театра музыкальной комедии, где девушка работала реквизитором, а в этот день была выходная.

Девушка опаздывала, и юноша задумался. Он думал и не мог понять: почему девушка не хочет по-настоящему любить его, несмотря на то, что они уже несколько раз пили вместе водку и три раза лежали в постели голые.

Зрители клянчили друг у друга лишние билетики. Подкатила на такси веселая компания. Вышли. Кудрявый и лысый дяденька сказал своим спутницам:

— Знаете что, девочки?

— Что? — спросили девочки, младшей из которых было сто лет.

— Ну ее, эту самую комедию муз, — сострил дяденька. — Двинем-ка мы лучше в шашлычную. Я вас там познакомлю с одним грузином. Мой лучший друг!

— Хочем знакомиться с грузином, — решительно заявили девочки и стали охорашиваться.

Кудрявый и лысый мгновенно реализовал билеты, и компания исчезла.

— Так твою мать, — пробормотал юноша.

— При чем тут мои родственники? — перебил ход его мыслей голос возмущенного человека.

И сам человек появился перед ним. Стоял покачиваясь. Юноша отвернулся.

— Ты харю не вороти, — с укором сказал покачивающийся, который был одет в потертые одежды. — Ты — тунеядец, а я — рабочий человек. Я — столяр, а меня замдира щас взял за шкирку и говорит: «Иди отседа, хамло. Завтра напишешь объясниловку, почему ты напился на работе».

Юноша посмотрел на часы.

— Не придет, сволочь, — пробормотал он. — Как обещал, так и сделаю ей, падле.

А обещал он ей вот что. Он позвонил ей на работу и сказал:

— Я к тебе завтра приду.

— Не приходи, — сказала реквизиторша, которая жила на улице Засухина в бараке.

— Я к тебе завтра приду, и если тебя не будет дома, то перебью тебе все стекла и скажу соседям, кто ты такая.

— А кто я такая? — оживилась реквизиторша.

— Сама знаешь, — угрюмо отвечал влюбленный.

После чего ему и была назначена встреча на семь часов тридцать минут. Перед началом спектакля.

— Мне нужно кой о чем посоветоваться с подругами, — объяснила реквизиторша.

И обманула. Сволочь.

— Всё. Все стекла переколочу, — ярился обманутый.

— Это вы можете, — сказал пьяница. — Это вы можете. Ломать, драть. Меня кто прошлу неделю ограбил? Читушку отобрали около магазина. Всё вы. Дали вам свободу, подлецам, молодежи, так вы и куражитесь. А мне кто даст свободу? Меня замдира взашей выкинул, а жена меня будет сегодня не иначе как бить. Она — хитрая. Я настелехаюсь, а она меня — скалкой. Я утром думаю, что сам где упал, и ее не бью за это. Она меня обманывает.

— Ты Дуньку-реквизиторшу знаешь? — поинтересовался юноша.

— Знаю, почему не знать. Она моя коллега. А у меня деньги-то есть. Ты не думай, что я — бич. Я — рабочий человек. У меня есть деньги.

И пьяница вынул из мятого кармана эти нелепые бумажки.

— Ты пойди, сходи, позови ее, — сердясь сам на себя, попросил юноша.

— А я один не пойду, — закуражился столяр. — Если за компанию, то я пойду. За компанию сионист удавился. Пива выпьем. Мы в служебном буфете выпьем пива.

Тоскливо стало юноше. А также любопытно — каков он из себя, служебный буфет. И есть ли там живые артисты. Юноша сильно уважал живых артистов. Он и с Дунькой познакомился по той же линии. Ему ребята говорили:

— У тебя баба есть?

— Есть, — отвечал юноша. — В театре работает.

— Сука, наверное, — говорили ребята, имеющие о многих вещах превратные мнения.

И юноша хохотал.

Зашли по служебному входу. За столом сидел пожилой человек, похожий на петуха.

— Ты куда прешь? — сказал он столяру, который выделывал ногами вензеля.

— А вот юноша ищет свою сестру, — сказал столяр, подмигивая юноше.

Тому стало жарко, но их пропустили.

— Ты мне Дуньку найди, и я пойду, — бормотал оробевший юноша.

— Щичас, щичас, — сказал его провожатый, который уже очень плохо стал говорить по-русски. — Щичас. Пивка выпьем.

Так попали в буфет. Буфет оказался как буфет, за исключением публики. Публика была — дай боже! Ковбой сидел, играя различными револьверами. Красавица обмахивалась здоровенным веером. Зажглась красная лампочка над входом, и ковбой проворно ускочил. Откуда-то издалека раздался его измененный голос:

— Я убью тебя, ничтожество! Ты отравил мне жизнь. О Мэри, Мэри! Моя прекрасная Мэри.

Юноша беседовал со столяром о своей любви.

— Побью, побью гадюке стекла, — говорил он. И при этом угощал работника театра. А тот уже совершенно осовел. Он совел, совел, а потом вытянулся и запел:

О, дайте! Дайте мне свободу!

После чего рухнул на пол и встать больше не мог.

Буфетчица и публика с интересом ждали, как отнесется юноша к падению своего собутыльника, потому что юноша весь был сам собой чистенький, приглаженный, в свитерочке.