Песня песка

Всю первую неделю Нив тяжело уставал, работая с санганакой, Кханд упрямо отказывался ему помогать, и Нив чувствовал себя, как заключённый, которого насильно держат в металлической камере, заставляя вчитываться в мерцающие на экране цифры, пока не откажут глаза. Он даже радовался, если Кханд, устав от своих музыкальных изобретений и ощутив потребность в собеседнике (или, вернее, слушателе), вытаскивал его под вечер из личного отсека. Их трапеза нередко длилась до самой ночи — они разговаривали, слушали песню песка, рену-гаайя, которая зачастую почти не отличалась от радиопомех. Нив предложил Кханду записать песню песка на магнитную плёнку, сохранить её на память о пустыне. Старик поначалу заявил, что ничего не получится, что слушать рену-гаайя можно только так, с помощью магической коробки с мятой воронкой для масла, но в итоге даже вызвался ему помочь.

А ещё Кханд продолжал рассказывать истории о пустыне.

Например, Нив узнал, что ежегодно на Дёзу из великой ночной пустоты падает сто тысяч тонн пыли, которая необратимо изменяет климат планеты, и скоро все города окружит мёртвая земля. Кханд был кладезем подобных фактов, которые до смерти испугали бы обычного человека, привыкшего к скучной предсказуемости города, к тому, что взгляд всегда ограничен стенами домов и сверкающим на солнце бадваном.

Однако к концу своего первого назначения Нив и сам накопил немало историй. Он летал в мекхала-агкати, где дышать можно лишь в маске. Он видел, как упала долия. Их чуть не настигла страшная буря, превращающая день в ночь. Он любовался удивительным звёздным небом, к которому — как он сознавал с ужасом — успел привыкнуть за прошедшую неделю.

Но при этом он с нетерпением ждал возвращения домой.

Кханд же утверждал, что его отправляют в город чуть ли не насильно, дважды в год, согласно бессмысленному уставу. Нив так и не решился спросить, почему Кханд приговорил себя к добровольному изгнанию в пески. Под конец назначения он думал только об Ане, а Кханду предстояло остаться на ламбде и встретить очередного наваку для полётов в пояс ветров. Нив не сразу понял, что это разделяет их куда больше, чем привычка Кханда говорить на гали.

Перед отлётом он зашёл в отсек Кханда, чтобы попрощаться, а тот лишь раздражённо пробурчал, что занят, что у него нет времени на разговоры, и что Ниву лучше поторопиться, чтобы не пропустить свой «виманас». Это было так странно — Кханд, у которого нет времени на разговоры. Нив тогда подумал, что мог ненароком обидеть старика.

Впрочем, ему было некогда размышлять о причудах Кханда. Предстояло возвращение домой, в город, к Ане. И целая неделя вдали от песков.

Виман снова опоздал и появился как-то внезапно — воплотился из ветра и зноя над куполом ламбды, величественно поблёскивая в лучах вечернего солнца. Нив слишком близко подошёл к посадочной площадке — он впервые ждал корабля в одиночку, — и его забросало песком, а несколько горячих песчинок попали в глаза. Сидя в пассажирском отсеке, он едва сдерживал тяжёлый кашель. Глаза его слезились.

Он был единственным пассажиром.

Он сидел у иллюминатора и смотрел на ламбду.

Виман медленно поднимался над площадкой, поворачиваясь в том же направлении, что и часовая стрелка, а песок вокруг него вздымался вихрями. Когда корабль набрал достаточную высоту, и двигатели заработали на полную мощность, Нив успел краем глаза увидеть купол сто седьмой, сверкающий на солнце.

По щекам у него стекали слёзы.

Долгое назначение

Во время второго полёта Нива назначили на сто двенадцатую, и он волновался так, словно разница в несколько миль могла полностью изменить его представление о пустыне.

На ламбде, кроме него, работали ещё два инженера — Ака́р, который был одного с Нивом возраста, хотя и выглядел старше из-за преждевременной седины на висках, и Эва́м, молодой на вид парнишка, получивший назначение в пустыню впервые. Ниву предстояла, как говорили в управлении, ата́нтра — долгое назначение. Вместо привычной недели он проводил на сто двенадцатой две, причём его напарники, Акар и Эвам, прибыли за неделю до него. Нив собирался отказаться, переживал за Ану, однако ему пообещали двухнедельный отпуск по возвращении, и он сдался.

Атантра.

Нив был рад, что теперь их трое, а неопытность Эвама даже немного воодушевляла. Больше никто не будет поучать его безумным премудростям жизни и разглагольствовать о философии пустыни, подспудно пересказывая учебники по безопасности, которые он и сам знал наизусть — они просто выполнят свою работу и вернутся домой.

Кханда в тот раз направили на какую-то отдаленную ламбду — так, по крайней мере, говорили в бюро. Если, конечно, «удалённая ламбда» не была иносказанием для чего-то другого, не имеющего никакого отношения к исследовательским станциям в песках. Нив представлял, как старик скучает где-нибудь ближе к двухсотой миле, один, без напарников, ворочает тяжёлую гиру по зыбучему песку, а вечерами разговаривает сам с собой, выпивая за один присест несколько бутылок воды.