Песня песка

Они договорилась о встрече на станции. Ана безнадёжно опаздывала. По дороге она попала в кошмарную давку и чуть не потеряла сознание. Цвета вокруг стали приглушёнными, солнце не слепило глаза, голоса людей, музыка и объявления из вещателей доносились как будто издалека и напоминали эхо. Ана прислушалась к чьей-то беседе, но не смогла ничего разобрать. Как будто вновь потеряла способность понимать человеческую речь.

Сад уже её ждал. Он стоял в плеве неподалёку от входа, рядом со сломанной гииразой. Он не сразу узнал Ану в дыхательной маске и немного смутился. Хотел что-то предложить, показал кивком на дверь — может, пойти куда-нибудь, где Ана сможет дышать сама, без маски, — но не решился.

— Ты как? — спросил он.

Его лицо раскраснелось.

— Хорошо, — сказала Ана.

— Надеюсь, ты знаешь…

Сад словно боялся слежки. Единственный полицейский в плеве занимался допросом какого-то парня, придирчиво проверял его документы.

— Это было непросто. — Сад полез в карман куртки. — Пришлось использовать кое-какие связи. Сам поразился, что всё получилось в итоге.

В руке у Сада появился конверт из жёлтой бумаги.

— Ты уверена? — вдруг спросил он, глядя Ане в глаза.

Ана не сомневалась, что он спросит об этом — он не мог не спросить. И она была не уверена. Как можно быть в чём-то уверенным, когда город кажется похожим на пустынный мираж, а голоса людей — на призрачное эхо?

— Жаль, что ты так внезапно… — начал Сад и не договорил. — Но ведь это то, чего ты хотела?

Он вновь пристально посмотрел на Ану, как бы ожидая, что она подтвердит его слова, и ему станет от этого легче. Но Ана молчала. Она подумала, что уверена только в одном — скоро ей опять станет плохо, скоро она перестанет дышать во сне.

Ана взяла жёлтый конверт. Сад искоса поглядывал на полицейского, хотя и непонятно было, чего он боится — двое старых приятелей встречаются в плеве, один передаёт другому конверт.

— Спасибо тебе, — сказала Ана.

— Мне пора идти, — сказал Сад.

Он поднялся на перрон, крепко хватаясь за перила лестницы, точно боялся упасть. Ана вышла на улицу. Она глубоко вздохнула. Тихо засвистели дыхательные фильтры в маске. Было безветренно и душно. Как если бы в городе уже целую сотню лет не шёл дождь.

* * *

Ей потребовалась почти неделя, чтобы достать билет до Южного Хапура. Она заложила квартиру и готовилась выкупить билет за любую цену, однако большинство полётов на север отменили, а в тех вахатах, которые ещё числились в расписании, распродали места. Срок действия разрешения подходил к концу. Скоро Ана должна была съехать с квартиры. Она не знала, что делать. Каждый день она ездила проверять, не освободились ли места.

Ане повезло — кто-то отказался от полёта в последний момент, — и ей чудом достался билет на вахат, улетающий утром на следующий день.

Она долго не могла выпустить билет из рук. Вышла на улицу, сжимая тоненький лист с изображением вахата, и стояла у дверей патмана, взволнованно дыша, всё ещё не веря в то, что действительно сделала это.

Потом она поняла, что сегодня — её последний день.

Чувствовался исходящий от тротуара жар. Кто-то толкнул Ану, спеша к кассам патмана, и извинился, даже не обернувшись. Она разглядывала билет — номер места, время вылета, линия отрыва для контролёра и стремительный, с чёрным отливом вахат, летящий сквозь расходящееся по швам небо.

У неё оставался один день. А потом весь этот город, бесцветное небо, пустыня исчезнут навсегда.

Ане не хотелось возвращаться домой — там ей нечего было делать.

Она долго решала, чем бы заняться. Голова раскалывалась, но дышалось легко — она чувствовала себя куда лучше, чем раньше. Удушье прошло в тот самый момент, когда она заполучила билет.

Скоро толпы на станциях поредеют, все разъедутся по делам, и она сможет гулять по городу хоть до самого часа тишины, последнего часа тишины.

Ана посидела немного в ближайшем самаде, где было людно и шумно. Она даже не решилась снять маску и ничего не заказала. Другие посетители настороженно поглядывали на неё и тут же отворачивались, боялись встретиться с ней глазами. Потом Ана пошла к станции хагаты.

В плеве никого не оказалось, и это испугало Ану.

Невозможно.

Обычно к полудню давка на станциях спадала, но хагата никогда не становилась пустынной в такой час. Однако перрон тоже пустовал.

И тут Ана поняла — всё правильно, именно такой она хочет запомнить последнюю поездку на край города, к стене. Она ехала одна в вагоне, и никто не заходил на станциях — весь город умер, превратился в пустыню, пока она сидела в дешёвом самаде, не снимая маски.

Окраина встретила Ану запахом гниющих отбросов, пробивающим дыхательные фильтры. Море песка поднималась над стенами вдалеке — яркие, горящие на солнце дюны, — точно готовилось снести жалкие заграждения и затопить весь город.

— Будь ты проклята! — крикнула Ана, глядя на дюны.

* * *

Дома было пусто, душно, и плохо работало радио.