Песня учителя

Сколько она так пролежала, Лотта не знала. Кроме как лежать ей ничего не оставалось. Впрочем, еще можно сбежать на другой конец света, в Китай, например. Выучить китайский – это все равно что освоить иной способ мышления. Учить язык – это познавать образ жизни, а Лотта как раз нужно познать иной образ жизни, который позволит ей чувствовать то же самое, что она думает. В Китае ты шагаешь по улице под названием «Веди себя пристойно» и приходишь на перекресток «Помни о дне рождения матери». В Китае женщины носят имена Черный нефрит и Безжалостная красота, Нежная грусть и Ваше императорское высочество, а китайский иероглиф, обозначающий «кризис», удивительным образом связан с иероглифом, который имеет значение «возможность».

Засев глубоко в голове у Лотты, мысль о поездке никак не желала ее покидать. Да, проблемы это не решит, Лотта знала, но, вероятно, слегка ускорит ход вещей. Уехать подальше, не просыпаться по утрам в собственной кровати!

Она забронировала на одну ночь номер в отеле при аэропорте – проделала она это по Интернету. Как же чудесно, что ей не требуется никуда звонить и разговаривать с кем бы то ни было.

Лотта вытащила чемодан. И что, интересно, берут с собой, отправляясь в Китай? Она вспомнила рассказы бывавших в Китае коллег и фотографии, которые они показывали. Это по рассказам коллег она знала и про имена китаянок, и про названия китайских улиц, и про иероглиф «кризис – возможность». Вот только побывав в Китае, коллеги ничуть не менялись. Возвращались они такими же, какими были до отъезда.

«Значит, если твоя цель – измениться, то надо ехать в Африку», – подумала Лотта. Да, она отправится в Африку, в самое ее сердце, туда, куда не добирался никто из ее коллег. В свое время многие ее университетские друзья, съездив в Африку, приезжали оттуда с изменившейся походкой, переполняемые чувствами, но такие путешествия легче даются молодым, тем, у кого силы бьют ключом, и еще когда путешествуешь большой компанией. А как примут в Африке расстроенную женщину средних лет? Как европейку-неудачницу, каких на африканском континенте немало, из тех, кто бежит от своих европейских бед в самые нищие африканские страны, но при этом не отказался от огромной пенсии. Или как обычную туристку, а ею Лотта быть ну никак не желает, роль туриста она давно освоила. К тому же у нее не сделаны прививки и нет при себе лекарств от малярии, и время уже поджимает. Ладно, положит в чемодан всего понемногу, а со страной определится позже.

Может, поехать на Шпицберген? Совершить восхождение на ледник, приложить физические усилия, решиться на поступок, требующий величайшего внимания и сосредоточенности, на опасный шаг, натянуть шапку и капюшон, замотать шарфом нос и рот, скрыть лицо, и говорить ничего не придется, потому что ветер воет так, что проводник будет молча показывать, куда поставить ногу. Значит, ее путь лежит на Шпицберген? Нет, на Шпицбергене говорят по-норвежски, так что надо ей найти другое место, где норвежского не знают, иначе она вновь окажется запертой в каком-то немыслимом месте, платоновском подземелье, из которого ей, если она хочет лучше разглядеть действительность, необходимо выбраться. Ей надо попасть в какое-нибудь малолюдное место, в пустыню.

Ее вдруг пронзила тоска по холмистой пустыне, простирающейся под ночным звездным небом, однако до дюн пустыни ей не добраться без проводника, который будет разговаривать с ней на туристическом языке и обращаться как со стареющей белой европейкой, каких проводники глубоко в душе ненавидят, и не без оснований. Нет, надо отыскать место, где можно будет молчать. Что же это за место?

II

В понедельник, девятого мая, Лотта Бёк проснулась в маленькой квартире в центре Пирея. За ночь она несколько раз открывала глаза и не понимала, где находится, но поняв, сразу вспоминала увиденный в четверг фильм. Сперва ее захлестывал стыд, но следом за ним приходило облегчение от того, что она уехала.

Датчанка, которая была ее контактным лицом на складе в Элиниконе, прислала ей сообщение о том, что прийти нужно в десять и с собой взять что-нибудь перекусить на обед. Рабочий день продолжается с десяти до пяти, однако, если нужно, можно пробыть там и дольше.

Часы показывали самое начало восьмого, но резкий солнечный свет прорывался в щель между плотными шторами. Лотта встала, отдернула шторы и открыла дверь на крошечную верандочку. Людей на улице внизу не было, поэтому Лотта вышла на веранду прямо в ночной рубашке. Здесь, в спокойном районе далеко от порта, квартиры стоили дороже. Ни магазина, ни кафе Лотта поблизости не разглядела, а ей нужно было и позавтракать, и купить еды на обед. Впрочем, хорошо, что до того, как она сядет на автобус до склада, у нее есть чем заняться.