Мерное покачивание вагона, мелькающий за окном зимний пейзаж будили думы о жизни, об увиденном и пережитом. Человеку иногда надо оглянуться на пройденный путь, дать оценку сделанному. Вот и я в своих думах возвращался к прошлому...
..Предвоенные годы. Консерватория. Сочиняю две, навеянные творчеством Мориса Равеля прелюдии, но не решаюсь их сыграть в Малом зале консерватории. Мой друг А. Дьяков говорит:
— Давай исполню я.
И сыграл так музыкально и выразительно, что все хвалили и мои пьесы, и его исполнение.
А потом Дьякова в 1941 году под Москвой убили фашисты, и оборвалась жизнь замечательного человека и музыканта. А сколько еще молодых, сильных, красивых людей унесла война. Развязанная маньяками, она истребила поколения мужчин, оставив сиротами детей, обездолив женщин, стариков.
Возвращение после гастролей в Москву принесло много радостных новостей. И главное, сообщения о новых успехах на фронте, которые вселяли надежду на скорое окончание войны. В душе теснились могучие силы, возникали творческие планы, но вдруг разом все отлетело: в семье случилась беда. В один из весенних дней отец решил поехать на новый спектакль МХАТа. Чувствовал он себя неважно, недомогал, но крепился и работал в полную силу. В машине ему стало плохо, шофер повернул к больнице. Помощь была оказана вовремя, однако врачи нашли серьезное сердечное нарушение — обширный инфаркт. Всех нас это известие потрясло.
Тяжело переживали болезнь руководителя и артисты ансамбля. Как работать коллективу без А. В. Александрова, без его души, огня, энергии в горячее военное время? Большая ответственность легла на мои плечи — возглавить вместо отца ансамбль.
В то время в нем работали замечательные помощники А. В. Александрова. Хормейстером был Константин Петрович Виноградов, талантливый музыкант, получивший хорошее образование и отличную стажировку в оперном театре под руководством К. С. Станиславского.
Хореографическую группу возглавлял одаренный балетмейстер и педагог Павел Павлович Вирский. Он создавал прекрасные пляски, танцевальные композиции, оттачивая каждое движение, жест, фрагмент хореографического номера, настойчиво работая с артистами, добиваясь от танцовщиков мастерства и высокого профессионализма. С каким блеском он поставил на мою музыку сохранившуюся в программах ансамбля до сих пор «Казачью кавалерийскую пляску» (с клинками). Дух захватывало от той виртуозности, с которой танцовщики выполняли пируэты, граничащие с джигитовкой наездников.
С Вирским мы долго и плодотворно работали, придумывая интересные хореографические сцены. Ему, например, принадлежит идея создания танца «Дружба», рассказывающего о дружбе советского и чехословацкого народов.
В Краснознаменном ансамбле был хороший оркестр. Им руководил мой брат Владимир Александрович Александров. Самостоятельные оркестровые фрагменты концертов, сопровождение хоровых, вокальных и танцевальных номеров всегда отличались высоким художественным уровнем, техническим совершенством. Замечательные музыканты, певцы, танцовщики, досконально знающие репертуар ансамбля, исполнительские приемы и тонкости александровских интерпретаций, помогли в трудные дни болезни Александра Васильевича сохранить лучшие традиции коллектива, не растерять завоеванного мастерства. В таком содружестве мы и провели последние месяцы Великой Отечественной войны, много и упорно работая.
Тем временем здоровье Александра Васильевича постепенно улучшалось. Ему разрешили вставать, затем ходить, и, наконец, пришло время, когда он начал понемногу заниматься делами ансамбля.
Победный наш день, светлый праздник наступил цветущей весной. Как только стало известно о капитуляции Германии, о том, что война окончена, по городу, по площадям и улицам Москвы понеслось ликующее эхо. Люди восторженно кричали, плакали от радости, у всех был счастливый вид: пришел День Победы!
Хотелось откликнуться на это событие музыкальным произведением, написать что-то величественное, эпическое. Стал просматривать партитуры Прокофьева, его музыку к кинофильму «Александр Невский». И неожиданно вспомнил, как мы встречались с Сергеем Сергеевичем во время конкурса на создание Гимна Советского Союза: я ему тогда рассказал об увлечении в студенческие годы его фортепианным творчеством и о трудностях преодоления технических пассажей в его Третьем концерте для фортепиано с оркестром.
— О, это так просто, — сказал Прокофьев и, подойдя к роялю, сыграл упоминаемый эпизод.
Увидев, как он играет, увидев его руки, я понял: то, что ему давалось легко и просто, другим, возможно, было не под силу.