Когда стал разбираться в правах и обязанностях главы семьи по отношению к ее членам, выяснилось, что могу приказать выпороть или как-то иначе физически наказать любого из тех, кто признает меня своим Отцом. И как бы это не показалось кому-то жестоко или даже несправедливо, ни кто из горожан не станет вмешиваться. Просто сам наказанный, после этого может заявить, что он или она выходит из-под власти Главы — из Семьи. И на этом все, попытка после этого что-то предпринять будет уже преступлением с моей стороны.
При этом главный закон, который ограничивал возможность удерживать кого-то силой, звучал примерно так:
«…Если член Семьи погибал случайно — на охоте или просто за пределами своего дома — то Зерно Жизни погибшего должно было возвратиться его „родителям“ за вознаграждение. Но уже после возрождения в виде Пустыша, погибший получал право прилюдно решить, остается он или нет, но по умолчанию, все-таки считался членом Семьи…»
А во если кого-то убивали свои или он даже просто погибал «при невыясненных обстоятельствах», то Душу передавали на сохранение Князю-Отцу, как гаранту местной справедливости, и какие-либо права Семьи на погибшего обнулялись.
В дальнейшем не существовало запрета снова рекрутировать его или ее, но попробуй убедить человека в том, что ты не виноват в его смерти, если остальные или прямо говорят иное, или высказывают, как минимум, сомнения…
А стоило погибнуть так одному, второму, третьему, и потом уже вообще ни один вновь пришедший, ни за что не пойдет к тебе. Поэтому Урюпинск не был, конечно же, раем, но представление о Справедливости здесь имелись, и были сравнительно действенными…
…Короче, бунт штурмовиков стих так толком и не начавшись, и теперь уже мы вместе стали думать, как устроить десант на борту хоть сколько-нибудь приемлемо. Ведь в куцем матросском кубрике места был самый минимум.
Изначально там размещались восемь матросских гамаков, сейчас в семье-команде тоже числилось восемь человек, плюс я — в качестве капитана. У меня в боевой рубке (а по совместительству — капитанской каюте) было, конечно, два широких дивана, почти двуспалки — но устраивать общагу категорически не хотелось.
Поэтому после нескольких мозговых штурмов, скандалов и ругани, все организовали так…
В кубрике осталось все по-прежнему: пять мест заняли свеженанятые матросы и одно койко-место — за специальной шторой — организовал для себя Джон. В случае необходимости, нескольких минут хватило бы, чтобы откатить все к восьмиместному варианту, но пока — было именно так.
В продуктовом закутке свою койку повесила военфельдшер Анна, а в оружейке — то бишь «корабельном арсенале» — господин боцман. Там хранились ружья, заряды к ним, инструменты и некоторый запас копий, топоров и прочего. Помещение было немногим больше продуктовой коморки, но имело единственную запирающуюся дверь, поэтому Ромке, как младшему офицеру, там было самое место.
Переборки между кормовой аппарелью и сквозным грузовым отсеком, в котором еще совсем недавно хранились трофейное железо, немного сдвинули, и в итоге образовалось две небольшие, но вполне уютные комнатушки для десанта.
Штурмовиков я разделил на отделения по шесть человек, так их и разместил. Некоторое время были еще и заморочки с назначением командиров уже среди них, но «капралов» в конце концов, парни выбрали самостоятельно.
Может быть, немного облегчило процесс лишь напоминание, что это только на время вылазки, а потом они ведь вернутся в семьи… Насколько я знал, без драк не обошлось, но в какой-то момент все успокоилось, и уже мы все стали с нетерпением ждать отлета.
Сделать это удалось лишь на восьмой день.
«…Да, валите уже, наконец!» — хмыкнул Князь в ответ на сообщение, что «кажется, мы готовы…»
Насколько он это всерьез не знаю, однако пожелание это я, естественно, выполнил. К этому моменту мне и самому чертовски не терпелось свалить.
День 85, время к вечеру
Два дня — формально полтора, потому что вылетали мы и в самом деле уже ближе к вечеру — заняло возвращение к «железной» плантации. По-моему, на том месте, где стояла канонерка, за время нашего недолгого отсутствия, не успели зарасти даже вдавливания в почве. Приземлились мы на соседний холм, и лишь вернувшись на то самое место, я по-настоящему осознал, насколько же много всего произошло (в психологическом смысле), за последние две недели.
Десант тут же рванул собирать затерявшуюся часть урожая — и они нашли что подобрать, но ради того, чтоб заскучавшие балбесы чуть-чуть разбогатели, задерживаться я, естественно, не стал. Глядя на то, как парни ползают среди деревьев, я пожал плечами, и сказал только: мол, каждый имеет право провести личное время как пожелает.
«…Хотят, пусть шебуршатся!» — и после этого никто из команды от ужина больше не отвлекался, и даже половина добытчиков вернулась, застеснявшись. А на утро корсарская экспедиция отправилась дальше.