Тут тоже был перехлест: ревновали, но не все. Например, наша палата отнеслась к Жене без всякой подобной истеричности. Мы его подробно обсудили и пришли к выводу, что он нам
— А как вы думаете, — сказала Ленка Воллерштейн. — В кого он может влюбиться?
Аня предположила, что в Наташку Тейс.
— Если он в нее влюбится, — воскликнула Валя, — я перестану его уважать. Потому что Наташка Тейс совершенно
— А пусть он влюбится в кого-нибудь из нашей палаты, — сказала Аня. — Например, в Вальку. А что, Валька, попробуй!
Валя задумалась, вероятно, прикидывая, стоит ли ей браться за такое щекотливое дело. Она была ответственная девочка и ко всему подходила очень серьезно. Она много читала и любила обсуждать прочитанное с друзьями, в спорах отстаивая истину. Красавицей, как Наташка Тейс, она, пожалуй, не была, но была вполне симпатичная, с двумя толстыми косами до пояса, с большими серьезными карими глазами. Пожалуй, немножко портила ее металлическая скобка на зубах для исправления прикуса. Такие скобки были тогда в новинку и вызывали у окружающих понятное желание поизощряться в насмешливых сравнениях, на которые Валя философски не реагировала.
— Я не ручаюсь, — сказала Валя. — Но попробую. Не потому что он мне нравится, хотя
К Валиным положительным качествам нужно еще добавить сильную волю, которую она все время закаляла. Она, например, решила научиться есть лимоны без сахара, и научилась. У нее в организме не хватало витамина «С», и родители дали ей с собой на всю первую смену двадцать четыре лимона. А сахар дать забыли. Каждый день после обеда, придя в палату, Валя вынимала лимон и съедала его. В родительский день мама привезла сахар, но он оказался уже не нужен: Валя так закалила волю, что ела лимоны как яблоки, с кожурой, и даже не морщилась. Или, например, она решила научиться играть в волейбол. Каждый день она выходила на площадку и упорно стояла, гробя все мячи, которые попадали ей в руки. Игроки гнали ее с поля, болельщики свистели, но Валя не уходила, закаляя волю.
Мы так и решили: пусть Женя влюбится хоть в Валю, хоть в кого угодно, только не в Наташку Тейс.
Но Шифферс не знал о нашем решении, и когда на следующий день нас повели в лес на прогулку, он присоединился именно к Наташке Тейс.
— Ну вот! — сказала Ленка.
Аня молча махнула рукой, давая понять, что она отказывается от дальнейшей борьбы.
Но Валя, решительным движением головы перекинула за спину косы и пошла вслед за Женей и Наташей.
О том, что было дальше, она подробно рассказала нам в палате во время мертвого часа.
Она настигла их на поляне, где они, болтая, собирали землянику. Валя втерлась между ними, отгородила Женю от Наташи и задала ему вопрос в упор:
— Ты любишь Маяковского?
Женя захлопал ресницами и ответил:
— Да.
— А как ты считаешь, — не давая ему опомниться, задала следующий вопрос Валя: — Маяковский гениальный или не гениальный?
— Я не знаю… — ответил Женя.
— А как ты думаешь, — продолжала Валя, — что выше по идейному содержанию: «Стихи о Советском паспорте» или поэма «Во весь голос»?
Так, все больше вовлекая Женю в литературный диспут, она все дальше отводила его от Наташи, и та, поняв, наконец, что красота бледнеет перед интеллектом, отстала.
С прогулки Валя и Женя возвращались вместе. Валя говорила уже не о Маяковском, а о казахском поэте Джамбуле, которого она считала вторым по идейному значению после Маяковского и стихотворение которого о Великом Советском Законе учила наизусть для вечера самодеятельности.
— «Я славлю Великий Советский Закон, — проникновенно читала Валя, а Женя слушал, склонив голову, — Закон, по которому радость приходит, Закон, по которому степь плодородит, Закон, по которому едут учиться дети аульные в школы столицы, Закон, по которому все мы равны в созвездии братских республик страны!..» А как ты думаешь, Женя, какое слово лучше сделать ударным: «братских» или «в созвездии»?
С этого дня их часто видели рядом на скамейке, на пляже, на прогулке. Гришка, натыкаясь на них, воздевал руки и орал:
— О, закрой свои бледные ноги! — или какую-нибудь подобную чушь.
— Не остроумно! — равнодушно отвечала Валя.
Младшие дразнили их: «Жених и невеста, тили-тили тесто!»
Вале было хоть бы что: на волейбольной площадке ей и не то кричали. Шифферсу, конечно, вряд ли это нравилось, но не исключено, что ему было интересно беседовать с Валей: он ведь тоже был начитанный и умный.
Ленка, может быть мучаясь тайной ревностью, спросила Валю:
— У вас что? Дружба или что?
— У меня к нему дружба, — ответила Валя. — А у него ко мне — пока не знаю.