На несколько минут воцарилось молчание, потом норн позвонил в колокольчик и приказал найти хыра, которой носил мои покупки в день, сведший меня с Марайей. Я догадывалась, для чего.
— Кто-то должен ответить, Лей, — холодно пояснил хозяин. — А что касается тебя, то я не позволю тебе умереть по собственной дурости. Родственички Шердана ничего не узнают, для всех моя торха будет чиста. Но без наказания не останешься. Не бойся, бить не стану. Считай подарком к будущему дню рождения. Но из дома больше без меня не выйдешь. Порога не переступишь. Каждый твой шаг буду контролировать. Чтобы через пять минут капли стояли на моём столе в спальне.
— Они закончились, хозяин.
— Тем лучше. Надеюсь, в новом году в этом доме раздастся плач младенца. Что до твоей подруги, то, не обессудь, я обязан доложить властям. Не желаю, чтобы было запятнано моё имя.
Я не могла не думать о хыре, которого должны были казнить вместо меня, представляла его боль, кровь, мучения. Сначала кнут, потом плеть-двухвостка. Десятки ударов, разрывающих плоть, обнажающих кости… При мысли об этом к горлу подступала тошнота.
Хозяин пощадил меня, но обрёк на страдания невиновного. Зачем, ради чего?
Ни разу не ударил, даже пощёчины не дал, не накричал.
Ради детей? Но ведь он может купить себе другую торху взамен меня, причинявшей массу проблем.
Я виновна, я сама призналась в тягтяйшем преступлении, наказание за которое — смерть. А норн… Неужели дело во мне, неужели я нужна ему не только как племенная кобыла?
Что он ко мне испытывает? Что-то человеческое, тёплое, нехозяйское.
И его стали интересовать мои чувства, мысли, желания. Практически не называет 'зелёноглазкой', зато периодически появляется ласковое 'змейка'.
Пожалуй, он одинаково относится ко мне и к супруге. Разумеется, если я его не расстраиваю, не иду супротив его воли и законов. Странная для меня привязанность. Если бы он ни был араргцем и моим хозяином, решила бы, что он влюбился. Но это глупо, я же что-то вроде собаки. Их, конечно, тоже любят, но не так, как людей, за то, что они милы, умны, радуют глаз или просто от одиночества.
Беспокоила и Марайя. По её следу идут, знают, в каком направлении искать. Меня мучили кошмары, в которых я видела её мёртвой. Пару раз я даже просыпалась в слезах.
Снилась и казнь хыра. Такой, как она мне представлялась, потому что о его судьбе я ничего не слышала. Навязчивый липкий ужас, и сознание, что это из-за меня.
Пару раз порывалась молить хозяина пощадить его, но не представлялся случай. Норн не звал меня к себе, днём его дома не было, а вечером наше общение ограничивалось лаконичными приказами, а то и вовсе молчанием, нарушать которое я не решалась.
— Что-то ты бледная, — как-то взглянув на меня с утра, скептически заметил норн. — Надо будет тебя на улицу вытащить, пока лето, и к врачу сводить.
Заметив мой испуг при упоминании доктора, хозяин пояснил, что его волнуют мои нервы.
— Попьёшь каких-то травок, пополнеешь немного, а то тебе худеть сейчас ни к чему. Теперь-то что врача бояться? Или тебе есть, что ещё сказать? 'Радуешь' ты меня в последние месяцы приятными известиями!
Я отрицательно помотала головой, подавая ему полотенце, а потом решилась. Встала на колени и, припав к руке, взмолилась:
— Спасите его! Он ни в чём не виноват!
— Кто? — норн удивлённо взглянул на меня.
— Я никогда ни за кого не просила, но, умоляю…. Тот хыр, что с ним стало? Его уже казнили?
— Вот оно что, — нахмурился хозяин и поднял меня с колен. Заметив слезинку на щеке, машинально смахнул.
— Я не смогу жить, зная, что забрала жизнь другого, — упавшим голосом пробормотала я. Что и следовало ожидать, останется глух.
Поставила пустой кувшин на пол, наклонилась, подтирая брызги с пола. Хлюпнула носом и потянулась к корзине с грязным бельём, полагая, что норн уже переодевается.
— Если тебе так интересно, он живой. Его обвинили в неосознанном пособничестве. Как придёт в себя, отошлю в имение. И не принимай всё так близко к сердцу. Или ты хотела, чтобы плетью прошлись по твоей спине? У тебя тонкая гладкая кожа, ты бы не выдержала. Забудь и возьми успокоительное у Мирабель — я скажу ей, чтобы отлила немного.
После обеда к нам зашёл врач, осмотрел меня, констатировав нервное истощение, прописал изменить режим дня, питание и три раза в день пить какой-то настой. Рецепт хозяин забрал, передав одной из служанок.
Теперь я вставала на час позже, меньше работала, больше сидела с госпожой, рукодельничая или возясь с нориной Ангелиной. Потом возобновились занятия, которые по мнению норна должны были отвлечь меня от мрачных мыслей.
И ела гораздо лучше, много фруктов, орехов, рыбы, овощей, пила яблочный сок с мякотью, который, к слову, выжимали для госпожи. Мне перепадало полстакана. Да и еда, если честно, предназначалась для господ, просто кухарка готовила немного больше, и на мою долю. Но орехи покупали специально для меня, заставляя жевать за завтраком. Дворецкий сам насыпал на тарелку положенную порцию и просил служанок проследить, чтобы я сама всё съела.