Песочные часы

— А совсем раздеваться обязательно? Просто я умру от стыда, если мужчина увидит меня голой.

— Необязательно, госпожа, но всё зависит от хозяина. Если он пожелает…

— Нет, я не стану! Пусть лучше с позором вернёт родителям.

Она вскочила и метнулась к шкафу с одеждой.

Я осмелилась подойти, перехватить её руку, поцеловать и осторожно усадить обратно на кровать, сама устроившись рядом на полу. В голову пришла мысль: а не сделать ли ей успокоительную ванну с лавандовым маслом? И сделать ей массаж. Так норина должна успокоиться, да и раздеться легче перед женщиной, а не перед мужчиной. Хотя бы привыкнет к тому, что на неё смотрят. Хотя, не думаю, что хозяин станет её разглядывать.

Ванну принять госпожа не захотела, а вот на лавандовое масло в курительнице и массаж согласилась. Всё ещё вздрагивая от рыданий, легла, позволив моим пальцам скользить по спине и шее. Я сказала, что примерно то же самое будет делать хозяин, только ещё нежнее и приятнее. Не забыла упомянуть о поцелуях и о приятных ощущениях, которые можно получить от них и прикосновений ласковых рук.

— А сам…процесс, он неприятный? Тебе он нравится?

— Когда как, госпожа. Иногда мне очень хорошо, такое неповторимое ощущение разливается по телу, что не хочется, чтобы это заканчивалось. А когда я ничего не чувствую. Но это не больно, только в первый раз. Как будто порезались. Боль потом притупляется. И недолго.

— Это радует, — улыбнулась норина, переворачиваясь на бок. — А что следует делать мне? Кстати, как тебя зовут?

— Иалей, госпожа, но все в доме называют либо Лей, либо зелёноглазка.

— Зелёноглазка мне не нравится, — наморщила носик госпожа, — я буду звать тебя Лей. Так что мне нужно делать?

— Просто лечь на спину и расслабиться. Хозяин всё сам сделает. Только не напрягайтесь — так больнее!

— А глаза можно закрыть?

— Я сама их закрывала, — шепнула я и рассмеялась.

К моменту возвращения хозяина мысль о супружеском долге уже не вызывала у норины Мирабель панического ужаса. Особенно после выпитого бокала вина и моих уговоров. При появлении мужа она, разумеется, испуганно юркнула под одеяло, но лицо не закрыла, в комочек не сжалась, подпустила к себе и позволила поцеловать.

— Можно, она придёт с утра и будет моей горничной? — робко глядя на супруга, спросила госпожа.

— Разумеется, можно. Спасибо, — норн обернулся ко мне. — На сегодня можешь быть свободна. Завтра встану на час позже. Потом зайдёшь к госпоже, сделаешь, что прикажет. Отныне ты её служанка.

Поклонившись, я ушла, оставив молодожёнов одних.

Итог моей беседы с нориной в виде простыни с кровавым пятном был назавтра торжественно предъявлен всем желающим.

Утром госпожа выглядела смущённой, односложно отвечала, а то и вовсе молчала, когда супруг её о чём-то спрашивал, и практически не ела. Наверное, стеснялась.

Когда я одевала её, было ещё хуже. Сидела, обхватив руками колени, плотно сжав ноги, и придумывала тысячи причин, лишь бы не идти завтракать. И я бы принесла ей завтрак в постель, если бы не хозяин, зашедший узнать, куда я подевалась со злосчастной простынёй.

— Мирабель, вы плохо себя чувствуете? — пожелав супруге доброго утра, он чрезвычайно удивился, застав её неодетой.

Госпожа покачала головой и отвернулась, прижимая руки к груди.

— Тогда почему вы не желаете завтракать? Мирабель, да поймите же вы, наконец, вас никто не съест! Завтрак будет чисто семейный: я не собираюсь мучить вас неделикатными вопросами посторонних людей. Если хотите поговорить с матерью, она ещё здесь: граф и графиня Ларели любезно приняли моё предложение заночевать у нас.

— Нет, благодарю вас. Я… я сейчас встану.

— Замечательно! Позавтракаете и на правах хозяйки проводите припозднившихся гостей. Там ещё поздравления, подарки… Решите сами, что с ними делать.

Не удержавшись, я укоризненно взглянула на хозяина: в первое же утро, после серьёзного потрясения, взвалил на плечи супруги столько забот.

— Ты что-то хотела сказать? — он перехватил мой взгляд.

Я промолчала: своё мнение лучше не высказывать. У рабынь нет права на собственное мнение.

Норн ушёл, и я наконец смогла выдернуть и свернуть простыню. Сразу же отнесла её тому, кто так жаждал её получить, и вернулась к госпоже. Она по-прежнему смущалась меня и позволила лишь наполнить ванну и принести себе полотенце. Разделась за закрытой дверью, швырнув мне сквозь щель грязную ночную рубашку

Причёсывая норину, я узнала некоторые подробности прошедшей ночи: она сама рассказала, видимо, видя во мне подругу. Я, признаться, была рада, что с госпожой у меня завязались доброжелательные отношения.

Оказывается, всё было не так уж и плохо, хозяин, наверное, показал героическое терпение, учитывая её вчерашнее состояние. Впрочем, я по себе знала, что он мог.

Разумеется, откровенного рассказа о потери невинности не последовало, просто пара коротких фраз и благодарность за вчерашний разговор: 'Я хотя бы не опозорилась, а то лежала и боялась, что опозорю род Ларели'. Судя по её щебету, поцелуи ей понравились, а так же то, что муж проявил уважение к стеснительности супруги.