Читаем Песочные часы арены полностью

В каюте Пашка феном сушил прямо на Валентине платье. Грел ее и отогревался сам. Дождь был свежим. Как новость для Валентины – профессионально танцующий Пашка.

Они смеялись, грелись, сушились. И целовались, целовались. «А-раз-два-тричетыре… А-раз-два-тричетыре…»


…Они не могли наговориться. Поражало совпадение судеб, параллельных событий в их жизни в одно и то же время. Вечное ожидание чего-то грядущего, но никак не приходящего.

Не хотелось размыкать рук, боясь потерять приобретенное, такое желанное. Они купались во времени и пространстве. Тонули друг в друге. Время остановилось, притормаживая вращение планеты. Две половинки, раскиданные по миру, наконец обрели друг друга. «Вчера» и «Завтра», улыбаясь, отошли в сторону. «Здесь» и «Сейчас» слились в объятиях…


Они бродили по музеям и картинным галереям Бермудов, уединялись на самых дальних его пляжах. Исходили в Нью-Йорке все, что можно было обойти за те часы, которые им были отпущены до отплытия лайнера в обратный путь. На корабле же не могли дождаться, когда закончатся их выступления и они окажутся на их, теперь любимой обоими, пятнадцатой палубе в ожидании «Зеленого луча». Они его увидят! Обязательно!..


Густонаселенный квартал «Ваганьково», вот уже которую ночь, мог не спрашивать Веселого Роджера, что происходит в одноместной «могиле» по соседству с ним. Там скрывались очень даже живые двое.

Представить этот смерч, тайфун, океанский ураган, загнанный в пределы двух квадратных метров коробки из хрупкого и тонкостенного пластика, ни у кого не хватало фантазии. «Подзвучка» происходящего рисовала картины гибнущих Содома и Гоморры.

Пашка тонул в океане любви. Тот океан, что был за бортом, казался ему мелким водоемом, озерцом, лужей. Больше ничего теперь в этом мире для него не существовало и не имело значения. Никогда его сердце еще так не билось, не знало удушающего сгустка радости, тоски и томления. Он летал!.. Работал, как в тумане. Жил в мареве нереального. Дышал!

Он потерял ориентиры и ощущение времени. Он видел только Ее. Ее глаза, полные изумрудного света. Слышал бархат Ее голоса. Ощущал нежный шелк Ее тела. Все некогда слышимые им эпитеты сладкоречивых восточных поэтов меркли в сравнении с реальностью…

Рогожин озорно поглядывал на друга, понимая – пропал парень! Совсем пропал… Для себя неожиданно сделал открытие – ничего подобного в его жизни не было. Ну, да, увлекался, даже влюблялся. Но чтобы вот так, до обморока, до сумасшествия! Ну, не знаю, не знаю…

Пашка в несколько дней, без всякого перевода, понял разницу между «аморе», «ляморе» и «фарламоре».

Он потерялся в парсеках мироздания. В путаных, туманных лабиринтах параллелей и меридианов такого прекрасного Бытия…

Он не понимал ничего. И не хотел! Он просто – чувствовал. Ощущал. Жил. Летал! Парил в своих давних мечтах, в толком еще не раскрытых до этого момента желаниях, которые наконец обрели реальность. Он познал – Тайну! Пашка прикоснулся к миру Любви…

Однажды ранним утром Рогожин, с лукавой улыбкой пирата, повесил плакат с изображением «Веселого Роджера» на дверь каюты Пашки. Там, в бандане, в скрещении двух сабель, улыбалась физиономия его друга и соратника по борьбе, набранная на местном фотопринтере…

Глава пятьдесят первая

Случилось это в ресторане, куда у них был допуск…

Пашка не отпускал Валентину ни на шаг. Она была не против. Но сегодня ей предстояло отужинать с одним очень «уважаемым», богатым человеком с Ближнего Востока. Это была личная просьба капитана. Предстоял разговор об организации гастролей в одной из жарких нефтеносных стран. Работать предстояло в крупнейшем казино. Контракт намечался на редкость выгодный. Валентина надеялась оказать протекцию и Пашке с Витькой. Хорошие жонглеры, эквилибристы с именами и международными наградами всегда были в цене.

Роджер с Жарой сидели, скромно попивали каждый свое у окон с видом на море, наблюдали за беседой седовласого респектабельного мужчины и чарующей красотки, с которой не сводили глаз все мужчины, присутствующие в этот час в ресторане.

Все шло как-то обыденно, заурядно. Один что-то вещал, строил глазки и иллюзии. Другой, точнее, другая хмурилась, явно тяготилась беседой, искала возможность побыстрее расстаться.

Он коснулся ее руки, она гневно отдернула. Это был тот самый повод для расставания. Но не для него. Он крепко схватил ее за запястье со свирепым выражением лица, не терпящим неповиновения. Валентине явно было больно…

Пашка в секунду оказался у их столика. Витька оказался менее проворным. Жара хотел с размаху ударить того, кто посмел так обращаться с его возлюбленной, но не успел. Двое дюжих молодцов, все это время незаметно сидевших за соседним столиком, мгновенно свалили Пашку на пол. «Телохранители!» – мелькнуло в его сознании.

Роджер не стал разбираться, влепил хук с правой тому, кто был ближе, и тут же тому, кто прессовал Пашку в пол. Это позволило Жаре оказаться на ногах.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Салюки
Салюки

Я не знаю, где кончается придуманный сюжет и начинается жизнь. Вопрос этот для меня мучителен. Никогда не сумею на него ответить, но постоянно ищу ответ. Возможно, то и другое одинаково реально, просто кто-то живет внутри чужих навязанных сюжетов, а кто-то выдумывает свои собственные. Повести "Салюки" и "Теория вероятности" написаны по материалам уголовных дел. Имена персонажей изменены. Их поступки реальны. Их чувства, переживания, подробности личной жизни я, конечно, придумала. Документально-приключенческая повесть "Точка невозврата" представляет собой путевые заметки. Когда я писала трилогию "Источник счастья", мне пришлось погрузиться в таинственный мир исторических фальсификаций. Попытка отличить мифы от реальности обернулась фантастическим путешествием во времени. Все приведенные в ней документы подлинные. Тут я ничего не придумала. Я просто изменила угол зрения на общеизвестные события и факты. В сборник также вошли рассказы, эссе и стихи разных лет. Все они обо мне, о моей жизни. Впрочем, за достоверность не ручаюсь, поскольку не знаю, где кончается придуманный сюжет и начинается жизнь.

Полина Дашкова

Современная русская и зарубежная проза