Песочные часы<br />(Повесть)

В больнице все шло, как в пьесе после третьего действия: кульминация осталась позади. Все постепенно и благополучно разрешалось. Исполнители главных ролей уже ждали минуты, когда их разгримируют, переоденут, и они смогут разойтись по домам. Дубнов еще раз ввел Эгле живительные комочки костного мозга. Рана под левой лопаткой Герты через неделю зажила и остался лишь розовый рубец длиной с палец. Вагулис, когда курил, уже не выпускал дым под одеяло, а, стоя у окна, окуривал вредителей на кусте сирени. Двоюродный брат Вагулиса, вытянув оперированную ногу, сидел в саду и почитывал газеты, а по вечерам смотрел телевизор в комнате отдыха. Гребзде дважды в день брился, слонялся по коридору и помогал санитаркам развозить тележки с едой.

Однажды Берсон пришел в лабораторию, когда здесь готовили к микроскопическому анализу кровь Эгле. Берсон торопился в санаторий, но не мог уехать, не узнав, что происходит с кровью Эгле. Распахнув халат, он нервно прохаживался мимо стола, за которым склонившиеся над микроскопами лаборантки рассматривали препараты, терпеливо, квадрат за квадратом, подсчитывали кровяные тельца.

Берсону эта тишина показалась слишком томительной, и он принялся рассуждать вслух:

— Раньше астрологи через подзорные трубы смотрели на звезды и по ним угадывали человеческие судьбы, теперь мы их высматриваем в поле микроскопа. А вообще-то, мы чересчур заглядываемся на звезды и слишком мало на землю, хотя Проживаем пока что на ней.

— Вы, значит, никогда не смотрите на звезды? — не без кокетства спросила одна из лаборанток.

Все они сидели, припав к окулярам микроскопов, и Берсон не понял, которая задала вопрос.

— По вечерам я ношу воду для своих роз и астр. Тогда я тоже вижу звезды. Но не смотрю на них специально.

Лаборантка записала результаты подсчетов. Берсон заглянул ей через плечо.

— Сколько? Тысяча двести пятьдесят?

Лаборантка вынула предметное стеклышко и выпрямилась.

— Хоть на сотню, да больше. Благодарю! — И Берсон галантно поцеловал руку лаборантке, так как знал, что она не замужем.

— Странно, — удивилась она.

— Жизнь есть цепь ошибок и неожиданностей, — пояснил Берсон, снимая халат.

— А это что… ошибка или неожиданность? — спросила лаборантка, но Берсон уже был за дверью.

— Ясно, ошибка, — уверила ее другая.

Настал день, когда Герта забрала с больничного столика свое зеркало, когда Эгле снова повязал галстук, надел жилет, взял сигулдскую трость и сказал — Будем надеяться, что больше не вернемся в этот отель. Хотя больница — не худшее место на земле. Сюда приходят и уходят отсюда всегда с надеждой.

Они ушли, и палата снова стала унылой больничной палатой, тоскливо серой, как лист бумаги, с которого что-то стерли резинкой. Наглядно подтверждалась древняя латинская пословица о том, что человек красит место, но не место — человека. В окно залетели две усталые осенние мухи. Теперь никто не прогонял их, поскольку от людей здесь остались лишь вмятины на подушках.

Рябина возле дома Эгле по-осеннему покраснела. Глазан на радостях скулил и подвывал, словно его высекли, и вытирал свои лапы о брюки Эгле.

Открылась дверь веранды, и из нее вышел высокий молодой человек в замасленной спецовке и резиновых сапогах, взял за шиворот Глазана и оттащил в сторону.

— Янелис! Так вот какой ты стал! — с гордостью воскликнул Эгле. — Тебе только шляпы не хватает.

— Теперь они не в моде, — усмехнулся Янелис.

Эгле стоял и любовался сыном. Янелис работает вторую неделю. Это еще, конечно, только начало, но почин — великое дело. В спецовке, с выгоревшим ежиком волос, он выглядел крупнее, да, значительно крупнее отца. «Все хорошо, — он хоть не стыдится своей работы. Ведь нередко школьники, изучая строение атома, забывают, что и черная, вязкая и топкая по осени пашня, на которой вырастают хлеба, тоже состоит из атомов. А забыв, считают, что пахать землю — занятие недостойное современного человека. Быть может, я еще доживу до того времени, когда он будет гордиться тем, что работает при земле».

— Мне разрешили ездить вместе с ребятами на рытье траншей. Подсобным рабочим, — сказал Янелис, и Эгле даже показалось, что у сына в голосе пропала хрипотца переходного возраста, теперь это уже голос мужчины. — Я на неделю буду уезжать и возвращаться по субботам. Теперь мне можно уезжать, раз ты дома.

Эгле понимал, что за этими словами кроется многое. Кроется то, что Янелис волновался за него, что из-за этого он поступил на работу сразу после школы, что ждал его и тревожился…

— Ну, что ж, давай дуй. Пока что забирай велосипед. Хоть это и не модно, мотороллер модней, но все же быстрее, чем на своих двоих.

В гостиной на камине его ожидала ваза с яблоками, кожица на них от обилия сока готова была лопнуть. Наверху, в спальне — тарелочка первых слив, пижама, шезлонг с двумя подушками. Эгле почувствовал, что пришли осень и долгий отдых.

Да, он будет отдыхать. Герта за всем приглядит, все устроит — ведь на работу она не будет ходить, пока полностью не срастутся мышцы и пока она не сможет поднять левую руку над головой и достать правое ухо, так ей сказал хирург.