Песок

Но все-таки город не отпускает. Уже сумерки, и по узким переулкам шумными компаниями проходят в аккуратных черных костюмах клерки, толкая перед собой дымок марихуаны, и дети на пустыре рядом с мечетью играют в футбол пластиковой бутылкой от «пепси», и полупустой трамвай мягко проезжает по главной улице Аксарая… А он сидит на парапете перед небольшим кладбищем напротив кафешки – и докуривает вторую за день пачку сигарет. Табак тут недорог. Куда спешить? Константинополь – своего рода символ бессмертия, тот еще символ: все сравнять с землей, утопить в крови, и вырасти из этой земли и крови заново сухим колючим цветком выше всех цветов в мире. Если перерождаются города – что горевать о людях? Надо принимать все как есть. У человека две радости: не знать, что было раньше, и не дожить до того, что будет потом. Эти радости такие естественные, что и не знаешь о них. И не думаешь. И мечтаешь о бессмертии, хоть каком-никаком. А на самом деле надо стать камнем, чтобы выдержать бессмертие.

РАЗГОВОР С ЭЗРИ

– Открою вам маленькую тайну, – говорит Эзри. – Это мелочь, и меня она уже не касается, но вам, возможно, еще пригодится. Ни о каком бессмертии здесь нет и речи. Бессмертие – блеф. И удлиненная жизнь – тоже ерунда. Просто время тут течет до тошноты медленно.

– Почему же здесь никто не стареет?

– Потому что вы все идиоты. Вы читали Вудвордса?

– Поэта?

Эзри отвечает красноречивым взглядом.

– Психолога, молодой человек, – продолжает он после паузы. – Безвестного, мелкого американского психолога. Впрочем, безвестность не помешала и ему сказать несколько банальностей – но он их не рифмовал.

– И что же?

– То, что вам было бы так же непонятно как его современникам, не попади вы сюда. Он выяснил, что новорожденные видят только световые пятна, и начинают различать предмет лишь когда кто-нибудь из взрослых произносит его название. Из этого он сделал вывод, будто мы живем в вербальном мире.

Световые пятна от виноградного полога пробегают с дуновением ветерка по столу, словно подтверждая его слова.

– Это странно… Но разве это не так?

– Хороший вопрос, особенно его начало. Конец никуда не годится. Он выдает в вас обитателя озера. Сперва Европы, потом озера. Человек, воспитанный в духе буддизма, наверняка, сказал бы здесь нечто обратное: «Разумеется! Но разве это так?».

– И все-таки?

– И все-таки – видите эту гору? – Эзри указывает на склон Сара слегка презрительно, но с благожелательным кивком, как на удачную деталь в пейзаже безнадежного художника. – Там – ответ на ваш вопрос. Вроде бы тоже цветовое пятно, не так ли? Но сколько ни говори вам, как оно называется, вы никогда не разглядите, что такое свобода. Так что теория не без дыр.

(МОЖЕТ БЫТЬ, МЕНЯ ЕЩЕ ЖДУТ)

Если тебе кажется, что встреча не состоится – может, она не состоится с тем, кого ты ждешь, но ты встретишься с кем-то другим? Или с тем же человеком, только изменившимся донельзя? Кто знает. Всегда придумываешь себе какие-нибудь красивые объяснения, если просто не хочется уезжать. Ну и что? Ехать в Дамаск стопом? Разумеется. Но не сегодня. Может, завтра вечером.

КАК ЭТО НАЗВАТЬ?

– Но вернемся к нашим баранам. К Вудвордсу. Человек с такой романтической фамилией, конечно, мог бы думать о чем-то более изящном. Но он обратил внимание на новорожденных младенцев и на их впечатления. А каковы ваши впечатления от новорожденных младенцев и вообще от детей здесь, на озере?

– Я не видел ни одного.

– Похвальная наблюдательность. Их нет. Потому что их здесь и не может быть.

– Почему?