Песок

Через два квартала от стены отделяется тень. Я вздрагиваю – силуэт не из симпатичных. Нос как орлиный клюв, впалый подбородок, сгорбленные плечи. И при этом – явно встречное движение, ко мне, ко мне. И – как-то боком, крадучись.

– Молодой человек, не смущайтесь, я жду вас без злого умысла! – раздается из полумрака голос, который трудно спутать с каким-нибудь другим в городе. И – тем неожиданнее.

– Эзри? – страх уступает место какой-то внутренней щекотке, предчувствию удачи новой тайны – как на той картинке.

– Ваш покорный.

Он обращается на «вы» – так здесь не принято. Ведь все одного возраста, все бессмертны. Но раз такое начало – я принимаю правила игры, которая, может быть, и затеяна, чтобы отделить нас ото всех?

– Вы ждете меня?

– А по-вашему, в моем возрасте уместно ждать только дам? – усмехается Эзри. – Не беспокойтесь, дам ждут по другому поводу. Представьте себе, у меня к вам разговор.

Я внимательно вглядываюсь в лицо – при свете луны оно кажется не таким старым, как днем. Да и манера изменилась: порывистые движения, фразы длиннее трех слов.

– Разговор? Я его жду. Здесь редко с кем можно поговорить, чтобы он вышел из своей роли.

– О, не стоит преувеличивать! – усмехается Эзри. – Держу пари, подобные разговоры вы ведете регулярно. И это отличает вас от большинства. Но, впрочем, – он торопливо взмахивает рукавом, отчего по стене летит лунная тень, перепрыгивая мне на лицо – это ваше личное дело, разумеется. Я хотел бы поговорить совсем о другом.

– О чем же?

– Этикет зачинщика беседы предполагает предложить надлежащее место для ее ведения, – Эзри изгибается в шутовском поклоне. – Как ни глупо звучит, вы стоите у ступеней моего дома. Почему бы нет? Приглашаю подняться на огонек.

Дома похожи один на другой, и «почему бы нет» более чем уместно. Любой может мгновенно стать его домом, моим. Как обставить – решишь на ходу…

– Представьте себе, – говорит Эзри, открывая дверь, – это действительно мой дом!

– Не сомневаюсь.

– Да бог с вами, сомневайтесь сколько хотите.

Да, можно и не сомневаться: за десять секунд такого убожества не вообразишь. Два роскошных, но изрядно потертых кресла с высоченными спинками (интересно, с кем он тут беседует – или сам с собой, меняясь сиденьями? Или с воображаемым собеседником соответствующего веса?), горящий камин, окно с куском луны (в той части небосклона, где ей и положено находиться), стол с инкрустированной шахматной доской, на которой расставлены фигуры в некой гроссмейстерской ситуации, и голые белые стены. Вообще, как-то мрачно.

– Вы так полагаете? – вопрошает Эзри. – Ну, конечно, мрачность здесь только в ночные часы! Днем – другое дело, убедитесь!

Действительно, в окно врывается полуденное солнце, и комната преображается: в крестовине окна обозначается противоположный берег озера и склон горы, стены начинают играть и переливаться сотней радужных оттенков, а стол и два кресла словно погружаются в блаженную тень, пересекаемую трепетом листьев живого виноградного полога над головой.

– Прошу! – приглашает он меня в кресло.

– Надеюсь, вы…

– Нет, конечно, шахматы совершенно ни при чем. Это символ для размышлений, если угодно. Ведь у нас с вами гораздо больше клеточек в мозгу, не так ли?

– Да, но ходов иногда гораздо меньше.

– Оп-ля! – взмахивает руками Эзри, и с размаха садится в кресло, потирая руки. – Кажется, я угадал.

– С чем?

– Не с чем, а с кем. Но не думайте, будто вы меня интересуете как остроумный собеседник.

– В каком же качестве вы меня принимаете?

– Если оставить церемонии – в качестве некоего бодрящего наркотика. С другой стороны – в качестве подопытного кролика. Или – рождественской индейки, – усмехается Эзри.

– Весьма польщен.

– Ну что вы! О людоедстве не может быть и речи в такую вегетарьянскую ночь, – подмигивает он, и, проведя над столом рукой, словно роняет из нее два бокала темного вина.

– И что же дальше?

– Дальше – тишина, как говорил Гамлет, – подмигивает Эзри. – Дальше – наше замечательное озеро. Вы здесь недавно – как вам его водичка?

– Кажется довольно пресной.

– Отлично! А вы не думали, что теперь это на всю жизнь?

– На всю бессмертную жизнь?

(МЕНЯ НЕ ЖДУТ)