Несколько часов под солнцепеком, вспотев, проклиная все на свете, я плелся по земле и смотрел исключительно на болтающийся хвост впереди шагающего быка. Не хотелось есть - только пить. Я шёл и кусал потрескавшиеся губы.
В голове гудело, иногда я спотыкался. Иногда мне казалось что рана на спине течёт, но потом я понимал, что это просто пот.
Титах не стонал, кровь продолжала идти из его раны, а цвет его кожи бледнел. Тревога за родного сменилась безразличаем. Я слишком вымотался под солнцепеком, чтобы думать о чем-то ином, кроме как глотке воды.
Ближе к вечеру мы дошли до стоянки Стариса и брошенного лагеря. Фигурки людей, коней находившихся впереди я разглядывал с надеждой, радостью и облегчением. Мы продвигались медленно, но все же мы дошли. Дошли!
Погонщик выехал к нам навстречу на мустанге. Старис резко остановил коня в паре метров от нас, спешился, размашисто шагнул ко мне.
- Янисат! - меня крепко обняли и я застонал.
- Плечо...
- Развернись! - мигом отпустил меня погонщик.
Я покосился на все ещё удерживаемые носилки. Ноги Титаха волочились по земле, ровно и как концы палок носилок.
Старис обогнул меня и принялся щупать спину, потом ругнулся и приказал:
- Бросай палку, дурак! Рана течёт! Яхмес, твой сын ранен!
- Как будто я этого не вижу! - отозвался отец.
- Я про Янисата, я его забираю. - у меня с силой вырвали палку и бросили последнюю о землю. Легко, словно пушинку, Старис перекинулось меня через плечо и вместе со мной запрыгнул на коня, благо не на своего чёрного скакуна, а на молодого, некогда дикого мустанга.
- Старис, у твоего коня рана, - мой голос был каркающим, хрипящим. - Но я обработал рану. У него тоже стрела в крупе.
- Да что с ним сделается, отдыхай.
Он так произнёс последнее слово, что я неожиданно позволил себе закрыть глаза и уснуть. Или попросту потерять сознание. Темнота вместе с гулом подхватила меня и унесла в небытие.
Проснулся среди ночи. Было тёмно, я лежал на животе, на подстилке из трав. Рядом весело трещал костёр.
В животе протяжно заурчало, а ещё срочно хотелось отойти по нужде.
Я кряхтя и постанывая принялся вставать.
- Лежи! - мигом чья-то ладонь придавила мою голову к земле.
- Старис? - я не смог определить моего"помощника" по голосу.
- Да? - откликнулся мужчина и шагнул в моё поле зрения. Он присел передо мной на корточки и отвел темную со лба.
- Ну, ты как?
- Мне бы по ветру сходить, - пролепетал в смущении.
- Давай помогу, - мигом мужчина меня поставил на ноги и не смотря на смущение сводил в кустики.
- Ну, полегчало? - он осторожно вел меня, словно женщину под руки.
- А поесть можно?
Погонщик рассмеялся и одобрительно замотал головой:
- Можно, хвала всем ветрам, можно! Есть хочешь, значит на поправку идёшь. А слабость большая, не помеха Слабость эта от потери крови.
- А рана большая? - я чувствовал, как моё плечо плотно перемотано, но не понимал ни размера раны, ни течёт ли она.
- Заживет, молодой ещё, на тебе все мигом заживет.
Я улыбнулся. А потом испугался:
- Старис, а твой конь, он...
Меня перебили веселым:
- Лучше тебя. Ты его рану и обработал и тканью прикрыл. А о себе не позаботился. Славный из тебя погонщик выйдет, а вот воин худой. Все что привёз - сладкий картофель. Вот и вся добыча! Овощи хоть пробовал?
- Пробовал.
- Понравилось ?
- Очень, - не стал утаивать.
- Сиди, сейчас принесут твою добычу. Малец. Эх...
Я поделился своими овощами с погонщиком и мы прикончили мой скудный навар. Да, воин из меня худой. У брата, да и у отца мешки пузырились от добычи, да к тому же отец ведёт домой бычка.
- Старис, а мой брат Титах? Он жив? - тревога сжала сердце.
- Отец с твоим братом понесли его дальше. Пока жив. А там... Успеют или нет до женщин донести.
- Я должен помочь! - переполненный решительностью, я резко встал и пошатнулся от головокружения.
- Сиди, Янисат, завтра нагоним и поможешь.
Я послушно уселся, а затем и прилег. В полудреме, на грани реальности и сна, я услышал ворчливое причитание Стариса. В этот момент он напомнил женщину.
- Мог двух сыновей потерять, так нет... Заставил... Да, много потерял крови, но есть захотел, а значит на поправку идёт... От одной стрелы что тебе будет? Так нет, не любит его... Все равно рвётся... Жаль не мой сын.
Я унесся в страну грёз, на пегом жеребце и всюду мне слышался голос Стариса: "Жаль не мой сын. Жаль не мой сын. Жаль не мой сын."
Жаль.
Мать выбежала встречать нас. Носилки пришлось уложить на землю. Она бросилась обнимать тело брата и вес двоих на носилках мне не было дано выдержать.
Её плач, вой меня раздражал. Хотелось подойти и закрыть рот. Мы несколько дней тащили брата на себе, на коне, не спали. А сейчас, вместо того, чтобы оказать ему помощь она развела вой и сырость.
- Зови мать, женщина, - отец попытался отцепить её от тела Титаха.
- Не могу, ой не могу... - всхлипы, слёзы, хлынули из нее с новой силой. И наконец едва различимое среди причитаний: "Твоя мать... умерла".
Мне показалось, что я ослышался, но мать повторила это один раз, второй, третий. Наплевав на брата, семью и всех вообще я побежал искать наши повозки.