Песок и золото

Мама внимательно посмотрела на меня, положив телефон экраном на стол. Я заметил только сейчас, что она так и не притронулась к чаю.

— Я хочу попросить тебя об одном одолжении.

— Да.

— Только не издевайся надо мной, — мать набрала воздуха в грудь и, помолчав, сказала. — Ты должен поехать и проколоть ему шины.

— Мама, да что с тобой!

— Я знала, что ты начнешь.

— Ну и зачем прокалывать Игорю шины? Какой смысл?.. Да и чем их вообще прокалывают?

— Отверткой. У меня есть.

И она в самом деле достала из кармана куртки отвертку и показала мне. Это была отвертка Игоря, с черно-желтой резиновой очень удобной ручкой. Я одалживал эту отвертку у отчима множество раз. Мне она очень нравилась.

— Мама... — я глубоко вздохнул. Вот всегда с ней так. Всегда цирк какой-то.

— Просто мне нужно. Ты можешь не спрашивать меня, зачем, а сделать это для своей мамы?

— Проколоть шины?

— Да.

Я ткнул сигаретой в пепельницу, отогнал от ее лица дым.

— Одну или все?

— Одной достаточно, — с готовностью сказала мать, явно ожидая такого вопроса.

— Нет, ну какая глупость, — сказала сестра. — Лучше убить его, на самом деле.

— Ладно, я сделаю. Завтра.

— А может, прямо сейчас? Ты ведь не пил и за руль сядешь. И потом, сегодня выходной, — мама заговорила таким рациональным тоном, как будто обсуждала что-нибудь вроде оплаты счетов или банковской операции.

Я задумался.

— Да вы серьезно? Ты правда это обдумываешь? — сестра расплескала пиво, разнервничавшись.

Я взял салфетку и вытер стол. Вечно с ней нужно нянчиться.

* * *

Я ехал быстрее обычного, потому что хотел успеть домой до ночи. Был красивый, мучительно красивый закат среди позднеоктябрьской тоскливой слякоти. Мелькали сырые деревья, и я представлял, как в детстве, что это не я несусь мимо деревьев, а это деревья летят мимо меня, торопятся по призыву кого-нибудь вроде лесного царя, или другого подобного существа, имеющего незыблемый авторитет среди них. Я вспоминал страшное, мое любимое стихотворение «Лесной царь», выжимая педаль газа.

Кто скачет, кто мчится под хладною мглой?
Ездок запоздалый, с ним сын молодой.
К отцу, весь издрогнув, малютка приник;
Обняв, его держит и греет старик.
«Дитя, что ко мне ты так робко прильнул?» —
«Родимый, лесной царь в глаза мне сверкнул...»

И так дальше. А потом эти финальные строки:

Ездок оробелый не скачет, летит;
Младенец тоскует, младенец кричит;
Ездок погоняет, ездок доскакал...
В руках его мертвый младенец лежал.

* * *

Игорь познакомился с мамой в Париже. Мы полетели туда по дешевой путевке, вдвоем. Мне было девять — самый дурацкий возраст. Совершенно нечего вспомнить про себя в девять лет, кроме того, как было тоскливо в этом красивейшем городе на планете. Это был экскурсионный тур — пять дней непрерывных походов по достопримечательностям. У Игоря была такая же путевка, только он был один и все время пил, запершись в номере. Непонятно, как его вообще занесло туда. Игорь был похож на побитого жизнью металлиста — кожаная куртка, редеющие волосы собраны в хвост, выглядел он уже лет на сорок, хотя тогда ему было около тридцати. Своим поведением он развлекал всю группу, питая ее неприязнью, моментально сплотившей коллектив туристов. «Почему он сидит там и пьет? Неужели он не мог остаться пить дома?», — больше всех негодовала мама. Маме нужно было увидеть, напротив, все, каждый закоулочек парка Монсо, каждую точечку на каждой картине Ренуара.

— Ренуар — мой любимый художник, — говорила она.

— Напомни, кто там мой любимый художник, — тыкала она меня в бок за ужином.

— Ренуар, — картавил я.

Париж мне совсем не нравился. В последний день была ночная автобусная экскурсия. Я отказался ехать и решил смотреть футбол в номере. Так получилось, что Игорь в тот вечер был трезв, и ему досталось место в автобусе рядом с мамой.

Через месяц мы уже жили все вместе, еще через год появилась моя сестра. Поначалу общение было трудным. В смысле, я почти не говорил с ним, а он и не пытался очаровать меня и привлечь на свою сторону. Мне было одиноко без отца, и я не понимал, почему они не могут быть вместе.

— Я знаю, что не нравлюсь тебе, — сказал Игорь однажды, когда вез меня на тренировку.

— Нравитесь, — ответил я. Мы так и не перешли на «ты». Думаю, что он один виноват в этом.