Песок из калифорнии (СИ)

-Готовы? Тогда надо идти, надо идти, тогда успеем на поезд. Там конечная станция и будет поезд. Такой маленький, как ваша электричка, только еще меньше. Надо идти.

И вновь слезы и поцелуи, Светка так аж чуть не в рыдания, что же такое с ней, Дуремар обнял Юстаса, тот хлопнул беглеца по спине:

-Все будет хорошо. Можете написать. Адрес я положил к еде.

-Обязательно напишем, -

легкомысленно пообещал Дуремар и они пошли за Кшистофом. Высокие ели скрыли дом с крыльцом, Светка что-то еще всхлипывала, Дуремар обнял ее за плечи, она мазнула губами по бороде:

-Я тебя люблю...

-Я тебя тоже люблю, перестань лить, все будет ништяк.

Благодарный взгляд, полный чего-то тайного, аж снова захотелось во вчерашнею ночь, ну ничего, живы будем, все повторится, жизнь прекрасна и удивительна... Кшистоф шагал широко, забрав у Светки ее рюкзак и отдав в виде компенсации и удовлетворения ее гордости свою маленькую сумку, расшитую цветами. Лес был сумрачен, загадочен и сказочен, за каждым кустом виднелся леший-пень, а в небольшом болотце-озерце бултыхались кикиморы или водяные. Солнце было где-то высоко-высоко и далеко-далеко, сюда пробирались, в чащобу и переплетенье мокрых кустов, лишь лучи, дождь что ли лил ночью, они ни чего не слышали, ни до того было, а какой ништяк, вот это олененок, такого чуда у него еще не было, лишь бы не потерять его, и что же она в нем нашла такого, Дуремар уже давно позабыл собственную теорию о замкнутом пространстве, сюда только отдельные лучи добираются, надо же, меня, гориллообразного и полюбила, такого трепетного чуда у меня еще, черт, в воду наступил, да хрен с ней, в поезде переобуюсь...В польском поезде, ни чего себе - в польском поезде переобуюсь, как-то помню в Дании, а один раз в Париже, вечерней лошадью из Флоренции... Монотонность шагов убаюкивала, бессонная, напряженная ночь, полная страсти и любви, давала о себе знать, голова все чаще и чаще клевала воздух, ой что это я, так уснешь и в какую-нибудь бабу-ягу врежешься, на ступе...

-Стой! Руки вверх!

Дуремар испуганно, сердце схватило как рукой, не ужели! вскинул голову, впереди спокойно шла Светка, а еще дальше Кшистоф, значит у него уже глюки, еще немного и он сойдет с ума... Или уснет...

Светка внезапно остановилась, Дуремар налетел на нее, оказалось и Кшистоф стоял почему-то.

-Что, что случилось? - несколько заполошенно вопросил проснувшийся полностью Дуремар. А Кшистоф указал рукою за ему спину. Оглянувшись, Дуремар увидел столб, стоящий немного в стороне и окрашенный в какие-то сине-бело-красные тона-цвета, на столбе была прибита железка размером с дорожный знак, а на ней белый орел на синем фоне... Белый орел, конфедератки, какие-то отрывки из советских фильмов, так это же!..

-Польша. Мы уже в Польше. Надо поторопится, иначе опоздаем на поезд.

Светка чмокнула, звонко-звонко Кшистофа, затем прильнула к Дуремару, тот целуя свою любимую, внезапно увидел далеко-далеко за ее спиной солдата... Вздрогнув всем телом, он с трудом перевел дыхание - это были кусты.

-Пойдем. Нас ждет поезд, Светланка...

ФИНЛАНД НОУ ГУТ!

Оккупированная Москва представляла собою отвратительное зрелище...Машины оккупантов располагались как бог на душу положит, нарушая все писаные и не писанные, какие только были, правила уличного, движения. Они парковались на тротуарах и газонах, клумбах и детских площадках...Они мчались с огромной скоростью на красны свет, зачастую против движения, не подав сигнала - разворачивались прямо посередине улицы или бульвара... Сами оккупанты заставили все маломальские пространства, свободные хоть от чего либо, своими постами-дотами, укрепленные металлическими дверями и решетками. Оккупанты захватили лучшие улицы и особняки, сорвали прежние, так же впрочем ненавидимые советские вывески, полные абсурда и абракадабра и водрузили свои, такие же бессмысленные и абсурдные... «МММ», «МЕНАТЕП», «ТЮМЕНЬГАЗ». Цветной мусор был разбросан по всей Москве, ветер шевелил его, лениво перебрасывал с одного места в другое, такое же замусоренное и загаженное. В оккупированной капитализмом с хищным звериным ликом Москве, исчезли дворники. Нет, их не расстреляли оккупанты и не призвали под знамена новоявленные квислинги... Дворников вымел жилищный кризис.

Рано утром, апрельским и солнечным, веселым таким утром, Моби проснулся от зверского стука. В дверь ломились с прежней, советско-гебешной яростью и неукротимостью. Распахнув многострадальные двери, Моби обнаружил за ними оккупантов... Рядовых капитализма. Четверо, одетых в униформу - спортивные костюмы и кроссовки, на шеях, натруженных в «качалках», золотые цепи. Из-за широких плеч и спин боком выглядывал начальник РЭУ, ремонтно-эксплутационной конторы, по старому домоуправление, непосредственный начальник Моби. Во обще-то у дворников в начальниках ходил техник-смотритель Гаврилыч, навеки побежденный самым верным в мире учением и алкоголизмом, но Гаврилыч распоряжался только вовремя уборки участков, а в остальных случаях и вопросах главным начальством был начальник РЭУ, толстый Ван Ваныч.