Моби распахнул рингушник и углубился в него. Причудливые и переплетенные суд: бы открылись перед ним на потрепанных страницах, клички, имена, ринги, вписки чередовались, были вычеркнуты, стрелки протягивались с одной строчки к другой крестики и различные пометки, понятные лишь хозяину этого гроссбуха жизни... Глюк, Прибалтика, адреса налево и направо, осенью облом - уехал в Израиль... Шутка или месть принтам - до Нового года валили пиплы к Глюку, звонили, досаждали... И он там был... Кэт-Блоха, кинулась с передозняка... Жалко, клевая герла была. Жид в торгаши подался, в квислинги к оккупантам... А кто оккупанты, все те же советские коммунистические дяди, раньше говорившие правильные слова, а сейчас правильно загребающие деньги... Киса, уехал в Америку, Томми в Париж, Зюйсан в Индию, Kарлсон кинулся от несчастной любви, болван, Жора тоже в бизнесе... Позвонить и попросить приюта было не у кого. Велика Москва, а податься некуда. Или пионеры с принтами лайфующие или скипнули от оккупации или в квислинги подались... Немного осталось в Москве партизан, немного, и трудно их найти, попрятались от оккупантов и полисов, и там, в глубоком андерграунде, воюют понемногу, наркотой и альтернативностью мостят дорогу светлому будущему... На левый глаз Моби набежала слеза, но не от горя или отчаяния, а от попытки сдержать смех над собственной иронией. Слеза упала на раскрытую страницу, слава промышленности - паста от шариковой ручки не пострадала от химически слабой влаги, да и если б поплыла б буква, то была та буква в имени уже уехавшего за бугор человека, выпавшего из жизни Моби и ему подобных бойцов-одиночек, и уже ни какого значения не имело б - расплылась бы буква или нет...
Да, хоть Моби и уже давненько бросил торчать, но от соломки, так, немного пожевать, не отказался бы... Ни хрена побудочка!.. Моби покрутил головой, вспомнив - живой подъем и мгновенное выселение... Голова шла кругом, вписатся на ночь всегда найдется где и куда, а вот зависнуть слабо. Все в разгоне или умерли. Кто в живую, кто образно, для волосатого дела...
Моби сидел на рюкзаке угрюмо, широко расставив острые колени и положив на них руки. Кисти, с длинными и худыми пальцами, расслабленно свешивались с коленей, задумчиво теребя самодельно расклешенные джинсы, запястья были украшены бисерными браслетами-феньками, не пионер уже, тридцать первый пошел недавно, а вот нет, толи привычка обезьянья к стеклярусу-бисеру, толи жива еще идейка, не сдохла под тяжестью совковой жизни... Да и оккупанты очень старались задавить ее, идейку ту, что родилась в далекой Америке, под жарким калифорнийским солнцем, но не задавили, не кинулась она, есть еще дых...На худом, резко очерченном лице, в обрамлении спадающих на плечи грязных, слипшихся прядями, черных волос, тревожно и загадочно горели угли цыганских глаз, нижняя часть лица, с вялым не выразительным подбородком, была скрыта интеллигентнейшей бородкой аля'Чехов и усами. Портрет Моби дополняли худая шея с тонкой ниткой бус, не первой свежести клетчатой рубахой «болгарский ковбой» и жилеткой, черной в тонкую белую полоску и тоже конечно Тишинский рынок...
Да, сейчас бы жевануть, да ни прайса нет, и не стоит джигита напрягать, или кинет или втюхает действительно соломы с полей... Идти было некуда, но идти было надо. Моби пошарил по карманам - не завалился ли какой бычок, нет, не завалился, пусто в карманах, затем глазами вокруг себя, тоже шаром покати, табачный кризис и приход капитализма очистил улицы от недокуренных и брошенных сигарет, уже бабки окурки продавать стали, как дальше жить - непонятно...В двери метро хлынул какой-то стихийный очередной поток, то ли автобус выбросил очередную порцию, то ли еще что, но прямо к ногам сидящего Моби подкатился шикарный бычок-окурок, ну просто красавец - чуть только прикуренная сигарета с золотым ободком возле фильтра. Моби подобрал подарок, прочитал по иностранному - «Данхилл», и пробормотав - Сенкью вери матч, то есть - Сеня верни мяч, с огромным наслаждением затянулся. Первая затяжка после такого говенного утра... Какой ништяк, пиплы!
Да, сиди-не сиди, ни чего тут не высидишь... Не прошенные мысли о соломке - колоться он перестал уже года четыре, но жевануть нет-нет да тянуло, Средняя Азия, молодость, Моби стряхнул мысли и решительно вскочил с рюкзака. Какая-то бабка испуганно шарахнулась от него:
-Фу, черт волосатый, напужал! Как из-под земли выскочил!.. Ну напужал...
Бабка испуганно косилась и прижимала к иссохшо-плюшевой (жакетка плюшевая!) груди бутылку водки и таращилась на него.
-Не боись бабча, не боись, уже скипаю...