Песок сквозь пальцы

Он тоже обнял ее, прижал к себе. Ее волосы упали ему на лицо, и он носом сдвинул их в сторону. Их губы встретились, замерли, а потом впились друг в друга; сухие, потрескавшиеся, горячие губы словно сошли с ума, а потом он тронул языком ее зубы, и ее язык коснулся его. Руки, до этого сжимавшие друг друга, пришли в движение – молния на спальнике, термобелье, через голову, грудь… Она тихонько застонала: «Да, грудь… Сильнее…», а ее руки уже тащили его другую руку вниз, к животу… Он провел ладонью по плоскости, попал пальцем в ямку пупка, скользнул вниз. Она выгнулась, сильно сжав бедра: «М-м…»

«Пора вставать!» И звон задетой чашки. Алексей вылазил из его палатки, чтобы приготовить завтрак.

Они замерли, дрожа от напряжения, от того, что могло бы сейчас быть, от того, что оба они уже почувствовали и пережили, и шагнули к этому внутри себя. Потом она тихонько рассмеялась, шепнула ему в ухо: «Ну шо, с новоселием вас, Олександр Iвановичу!» – «Подожди, – шепнул он ей. –Полежим еще. Рано ведь. Есть еще полчасика». Она собралась сказать что-то, но он залепил ей рот поцелуем, и опять пошла пляска губ и языков, грудь, живот, ее рука скользнула к нему, замерла, сжала… и отпустила. Пальцами отстранила от губ, улыбнулась: «Какой вы…ты… увлекающийся. Оставим до вечера?» Он кивнул, откинулся, остывая… Она приподнялась на локте, рассматривая его. Он шепнул ей в ухо: «Ну что, встретились два одиночества? Наконец-то?» Она усмехнулась: «Я к тебе просилась, вообще-то, еще во вторую ночь, забыл?» Он виновато улыбнулся, она легла рядом, на его правую руку, он согнул ее, пальцами провел по ее лицу: лоб, полукружья бровей, нос с горбинкой, горячие губы, дернувшиеся от прикосновения, горячие щеки, подбородок… «Кто тут трясся недавно от холода?» – щекотнул он губами ее ухо. Она засмеялась беззвучно, потом тоже повернулась к нему, ткнувшись в губы, прошептала: «Нашелся один, согрел». И снова он поймал ее шевелящиеся губы в свои, забрал, навалился сверху, сжал лицо руками… Она запрокинула голову, подалась все вперед, снова рука ее нырнула в его расстегнутый спальник, и уже он готов был застонать от безумного желания, от переполнявшего его давно забытого чувства…

Они вылезли из палатки по очереди, он бросил ей свою жилетку – было ощутимо прохладно. Ветер из пустыни стихал, а над Мертвым морем вставал рассвет – самый удивительный рассвет в его жизни.

День восьмой: Эйн-Бокек – Димона – Йерухам, дистанция 67 км

После завтрака, прошедшего в молчании и дежурных «спасибо» и «кому добавки?», свернули лагерь, упаковались. Рядом с ними ночью появилось еще несколько палаток, в которых, похоже, только пробуждалась жизнь. Регина, услышав знакомые слова, подошла познакомиться и вернулась восторженная: «Ребята, це ж поляки! Они идут пешком, вчера пришли поздно вечером. Давайте на память сфотаемся?»

Подождали, пока поляки – молодежь, лет по двадцать-двадцать пять – умоются и поймут, чего от них захотела Регина. Наконец, сделали фото на память «о братьях-славянах в земле чужой» (это был Регинин пафос), сели в сёдла и покинули обжитое место. За спиной остался Эйн-Бокек, с его пляжами, кафе, коктейлями и спящими еще, наверное, Фарковскими. Он крутил педали, замыкая, как обычно, и думал про вчерашний вечер и сегодняшнее утро. Все, что произошло вечером, иначе, чем провидением он объяснить не мог. Срыв Богомилы был предсказуем, хоть он и пытался служить громоотводом, это было вопросом времени. Переселение? Это было не очень логично, но если вспомнить, как еще перед Иерусалимом Регина предложила ему забрать Богомилу к себе «на перевоспитание» … Вот и забрал. Он хмыкнул, усмехнулся… А чего он ждал? Как там было у Гюго? «Мужчина с женщиной наедине не будут читать «Отче наш»?

Он поднял глаза на Богомилу, катившую перед ним. Она всегда ехала прямо, держала спину, как на уроке физкультуры, опираясь на прямые руки. Он откровенно любовался ей, отдавая себе отчет в том, что утренний приступ страсти – это то, что ожидает их этим вечером, и эти мысли будоражили его кровь как алкоголь.

Дорога шла вдоль моря, почти ровная и прямая. Миновали еще один городок, потом море закончилось и пошли огромные соляные поля, то тут, то там виднелись громады заводов, перерабатывающих минералы в удобрения и парфюмерию. «Вот откуда едет к нам продукция Мертвого моря», – подумал он равнодушно и вновь поймал, как в прицел, Богомилину фигурку. Та, словно почувствовав его взгляд, обернулась, помахала. Он поднажал на педали, догнал, встал с ней рядом.