Песок сквозь пальцы

Любовь заставляет душу выползти из места, где она прячется… (БГ)

Когда я был мальчиком лет двенадцати, мне начал сниться один и тот же сон. Нет, не подряд, не каждую ночь, всё это было как-то непредсказуемо. Может, раз в месяц, а иногда и совсем редко – раз в полгода, и продолжалось это несколько лет. Да, мне снился один сон, один и тот же сон, и я просыпался мокрый от пота, с колотящимся сердцем, бежал зажигать свет и очень пугал родителей. Этот сон не был страшным в привычном смысле этого слова, мне не снились чудовища, я не тонул и не горел в пожаре, меня не преследовали монстры, от которых я не мог убежать на вязких ногах, ничего подобного. Сон всегда начинался по-разному, но был всегда один и тот же, и я запомнил его до мельчайших подробностей. Вот, например, я иду с мамой по улице, светит солнце, она держит мою руку в своей, и я вполне счастлив и защищен. И тут мы заходим за угол. И всё – я один, мамы нет, свет меркнет и становится каким-то лампочно-желтым. И я знаю – там, за углом, светит солнце, ходят люди, ездят машины, и где-то там, наверное, мама, но я догадываюсь, что все это уже не для меня, но не успеваю испугаться, потому что – миг! – и меня уже несет поток ярких шаров в черном пространстве. Я знаю, что это пространство бесконечно, я оборачиваюсь назад и понимаю, что сзади меня огромный, вероятно, тоже бесконечный поток этих светящихся шаров, а потом я понимаю, что у меня нет головы, что я и сам – такой же шар, и я лечу впереди всего этого огромного состава, и, если я чуть тормозну – меня раздавит, размажет по бесконечной пустоте каждый из этих безличных круглых одинаковых мячей. Я хочу оторваться и уйти в сторону, но не могу, хочу ускориться, но сил моих хватает только на то, чтобы лететь в этой стае, скатываясь и взлетая в пустоте, как на аттракционе в городском парке культуры. И когда осознание того, что я теперь обречен вечно летать в этом бесконечном темном пространстве в компании этих шаров, приходит ко мне, меня заполняет ужас, который и прерывает мой сон. И я потом долго не могу уснуть, ворочаюсь, боюсь закрыть глаза и снова быть подхваченным чередой этих странных шаров, летящих в бесконечности…

Может быть, поэтому слово «вечность» меня долго пугало и отталкивало – черная бесконечность в компании поезда из шаров не очень-то вдохновляет. Смерть пугала меня неизбежностью, но не небытия, а невозможностью вырваться из предназначенной тебе участи, из этого ровного ряда одинаковых шаров, ведь смерть, в отличие от сна, неразбудима. Наверное, только вера в воскресение мертвых была способна победить мои детские страхи, но до сих пор, если я слышу или читаю об аде, я сразу вспоминаю черную бесконечность и упрямый вал череды ярких шаров, бывших когда-то людьми…

Что дает нам способности побеждать «дурную бесконечность» вечного бытия без цели и смысла? Только те цель и смысл, что мы обретаем тут. Они берут нас за шкирку и выдергивают из ужаса обезличенности, они заставляют нас жить на пределе, изменяя себя и мир, они наш последний шанс не заблудиться во мраке вечной ночи.

Помимо Христа, который протянул нам руку Своим воскресением и вознесением, сшившим время и вечность, Бог дает нам еще и друг друга, чтобы мы учились согревать и подсвечивать эту вечность. Бог дал нам способность любить, и этот дар – самый экзистенциальный, самый невероятный в этом мире. Ничто в окружающем мире не обладает способностью любить, кроме нас, людей. У животных есть привязанность, но она обусловлена инстинктом, а пес, умирающий на пирсе в ожидании своего хозяина, – это то «человеческое, слишком человеческое», что мы смогли сообщить нашему четвероногому другу. Мы, люди – ему, животному. Это смогли научить его, что «крепка, как смерть, любовь».

Я знаю, есть много людей, что видят в любви лишь животное начало, подкрашенное павлиньими перьями отношений. Озираясь вокруг, я вижу массу людей, которые вообще не думают о любви, просто растут себе, как трава. Но от наших рассуждений или отрицаний любовь не исчезает, как не исчезает Бог в обществе атеистов. Она, любовь, по временам сворачивается улиткой-спиралью, прячась в складках бытия, а потом вдруг властно распрямляется – и вот, мы попались. Можно долго жить в отсутствии любви, в имитации любви, в собственных представлениях об источниках любви – химии, поведении, рефлексах, но мы никогда не будем готовы к тому, когда она захватит нас и повлечет по жизни, и это будет совсем не похоже на поток безликих шаров в черном бесконечном пространстве. Везде, где она нас захватит, она раскрасит нашу бедную и бледную жизнь яркими красками – счастья ли, страданий ли, и эти краски в наших неумелых руках вдруг обретут жизнь – стихами, рисунками, музыкой, песнями, цветочными букетами…