– Могу, Богомила. Вот, сейчас я этим и занимаюсь.
– Я о другом, ты же понимаешь. О том, что внутри тебя. Что есть суть тебя.
– Я попробую, Богомила…
ПЕКЛО ПУСТЕЛ
IЧто вы знаете о пустыне? Романтические описания летчика Антуана? Пустыня страшна.
Пустыня – это не просто камни, песок на зубах, опрокинутое небо над головой и солнце, от которого не спрятаться, жар которого отражает всё – и камни, и тенистые, вроде, скалы. Пустыня – это еще и ты, и беда, если ты в ней оказался один. Она примет тебя, как жертву, приготовленную постепенно, она будет смаковать тебя, как каннибал, и если солнце днем не прикончит тебя, то ночь в пустыне завершит начатое. Ты можешь зажигать фонарик и крутить педали быстрее, чтобы согреться, но темнота в пустыне такая, что она поглотит свет твоего фонарика, оставив лишь малое пятно, в котором тебе самому не ясно, что это там, впереди – то ли ямка, то ли камень, то ли канава, то ли день от склона.
И если ночь в пустыне не убьет тебя, то тебя убьет жажда. Ты выпьешь всю воду, а она выйдет у тебя п
И стоя на коленях, ты будешь наблюдать этот закат, самый прекрасный закат в твоей жизни, и даже слезы не потекут у тебя из глаз, потому что слезы – это влага, которая уже испарилась в тебе раньше.
Все, что останется тебе теперь, проводив солнце, это бредить прошлым, в котором было так много тени, прохлады, айс-крима и холодного сока, да просто холодной воды, воды, текущей из душа и бьющей из умывальника на пляже, воды, смывающей жар солнца и соль моря воды, текущей по глазам, которые еще не сухие, по губам, которые не щиплет… И еще дальше, в каких-то уже предсмертных снах, ты будешь кататься по фантазийным водоемам, мимо водопадов, хохотать и ловить ускользающую тень.
А утром какой-нибудь араб на пикапе или израильский солдат склонится над тобой, намочит твои губы водой из фляжки, и твои веки затрепещут, расклеются, и ты поймешь – пустыня отпускает тебя, ты спасен.
Тебя и твой велосипед погрузят в пикап, и привезут в город, и ты купишь билет, сначала на автобус, потом на самолет, и вернешься домой. И там, дома, среди еще не стаявшего снега, ты поймешь, что – нет, не отпустила тебя проклятая пустыня, она заразила тебя навсегда собой, она – в тебе, она отныне – твое второе «я», она снится тебе во снах и зовет тебя, зовет: вернись, нам было так хорошо с тобой! Помнишь тот закат? Помнишь тот вкус соли и песка? И ты, как Орфей за Эвридикой, снова начнешь искать спуск в этот ад, в это пекло, чтобы снова столкнуться с ней, с этой проклятой пустыней, чтобы победить ее снова или быть побежденной ей.
– Здравствуй, милая Богомила! Я не очень понимаю, зачем ты снова анализируешь мои тексты и пытаешься получить меня, как сливки из сепаратора. Я – вот он, а не гомункулус из пробирки. Я говорю с тобой сейчас. Говорю с человеком, которого люблю. А любить – это не препарировать другого.
– Опиши мне любовь. Что ты понимаешь под этим чувством. Но опиши только мне. Не надо соцсетей.
– Любить – это принимать другого, как есть. Прости меня, если я тебя обидел своими глупыми текстами
– Нет, Саша. Ты не ответил. Ты спрятался. Тогда прячься. Это твой выбор.
– Описать любовь? Ты смеешься? Что я знаю о ней такого, чтобы описывать её? Я знаю, что есть ты и есть я.
– Это твой ответ? Тогда я, по совету одного священника, пойду дальше. Прощай, Саша…
– Богомила, скажи, как сочетаются любовь и боль? Ты тут? Ты хотела о любви услышать? Любовь – это зачеркнуть всю свою прожитую жизнь. Взять билет с самолёт до Киева и прилететь к тебе. Вот о чем я думал все эти дни. Каждый день. Сочиняя все эти дурацкие посты.
Нет никакой ширмы. Каким ты меня видела в Израиле, вот такой я и есть. И да, я испугался. Но я не знал, что от себя не уйдешь. Я забыл, как это – любить… Это как умирать.
И, пожалуйста, не говори мне это слово – «прощай»
Богомила, скажи мне что-нибудь?
Протяни руку?
Чувствуешь мои пальцы?