– Вот: «Каркассон состоит из двух частей: Сите, или Верхнего города, – окруженного стеной исторического ядра, и Бастиды, то есть Нижнего города, лежащего вне стены, на другом берегу реки Од. Нижний город образовался в XIII веке, когда было подавлено восстание 1240 года, возглавленное сыном прежнего виконта Каркассона. Оно было вдохновлено бывшими катарами, которые отреклись от своей веры лишь формально. После подавления восстания бунтовщики были изгнаны из города. Король Людовик IX повелел им поселиться на другом берегу реки. Так возникла Бастида. Причем обе части стали фактически почти что двумя разными городами, и между Верхним и Нижним городом возникла острая конкуренция и даже вражда».
– Опять катары! А вообще интересно. Изгнали из города, и только? И всего лишь на другой берег реки! Необычно, правда?
– Да, пожалуй. Для того веселого времени что-то уж очень гуманное наказание.
– Да, – тихо сказала Аня, – по сравнению с тем, что мы видели… А вот и целительный эликсир готов! – добавила она через минуту, подходя к кофеварке.
– Завершим процесс возвращения к жизни! – смеясь, заключил Макс.
И, выпив еще по чашке кофе, они отправились на прогулку в Верхний город. Так они решили.
Всякий раз, когда Аня приближалась к Верхнему городу, с его высокими крепостными стенами и ожерельем башен, ее охватывали сильные, но противоречивые чувства. С одной стороны, это зрелище вызывало у нее восхищение. Это было по-настоящему красиво и оставляло незабываемое впечатление. Мощь сочеталась здесь с величественностью. Чаще всего подобные сооружения пребывают в более или менее разрушенном виде: сохраняются обычно какие-то части, фрагменты. А чтобы в таком великолепном состоянии, как здесь – в Каркассоне… Такое встретишь не часто. Недаром исторический центр Каркассона включен в список Всемирного наследия ЮНЕСКО. Аня знала, впрочем, что все это обязано своей сохранностью умелой реставрации, которую провел еще в XIX веке знаменитый архитектор Эжен Виолле-ле-Дюк: тот самый, который в свое время реставрировал собор Парижской Богоматери.
С другой стороны, именно тогда, когда она впервые увидела Каркассон, с его многоярусными круглыми башнями, у Ани перед глазами встали иллюстрации из любимой когда-то книги сказок Шарля Перро, которыми она зачитывалась в детстве, и она испытала нечто вроде дежавю. Где-то глубоко-глубоко в груди заныло, а на глаза навернулись слезы. Да, это была ностальгия, тоска по времени, ушедшему навсегда. Но не только это. К всколыхнувшимся детским воспоминаниям примешивалось что-то еще, что-то не имевшее никакого отношения к трогательным впечатлениям юных дней. Что-то напрягающее, порождающее смутное, но настойчивое беспокойство. Как будто червоточина в румяном, наливном яблоке или диссонанс в красивой мелодии.
Вот и сейчас Аней вновь овладели все те же противоречивые чувства. И они усиливались по мере приближения к Старому городу. Аня как будто даже ощутила легкий озноб. «Картинка не складывается», – почему-то подумала она: так эта фраза оформилась у нее в голове. Она сама не знала, как это понимать. Словно бы где-то концы не сходились с концами.
– …Анюша. А ты как думаешь?
– А? Что ты сказал?
Услышав свое имя, Аня резко очнулась и поняла, что Макс все это время что-то говорил, а она не слушала, погрузившись в свои ощущения. Ей стало неловко. Она попыталась собраться с мыслями.
– Эй, кто в тереме живет? Тук-тук! – произнес Макс, легонько постучав по ее плечу. – Отопритесь, отворитесь!
– Извини, Макс, – сказала Аня в крайнем смущении, – я, кажется, отвлеклась и потеряла нить разговора. О чем ты меня спросил?
Макс посмотрел ей в глаза и слегка покачал головой.
– Какую там нить, – возразил он. – Скорее уж канат! Ты вообще слушала, что я говорю?
– Ну, – пролепетала Аня, – в общем…
– И в общем, и в частности, – заключил Макс, – понятно.
– Извини, – повторила она и покраснела, – я задумалась.
– «Задумалась» – это слабо сказано. Я бы сказал, «глубокое погружение». Ты бы видела свои глаза!
– Глаза? А что с ними не так?
– Совершенно отсутствующее выражение. Куда нырнула?
В самом деле, куда? Разве это объяснишь? Как на этот вопрос ответить, если сама не понимаешь, а только чувствуешь что-то? А может, это просто прилив плохого настроения: тучка нашла, и все? Это бывает.
– Да так, – ответила Аня по возможности беспечно, – хандра напала. Не обращай внимания.
– Совсем не обращать? Это как же? Я тут, понимаешь, заливаюсь соловьем, а мои трели только воздух сотрясают? Блистаю красноречием, а мой слушатель оказывается сфинксом египетским.
– И о чем же ты пел, соловушка? Урони несколько перлов. Слушатель развесил уши – большие, как у слона.
– Повторять неинтересно – все равно что второй раз жевать ту же котлету.
– Ну, скажи что-нибудь новое. Ты о чем говорил?
– Да так, уже не важно.
– Может, не такие уж и перлы это были?
– Может быть, – неожиданно легко согласился Макс. – Смотри! – воскликнул он, показывая налево.
Аня посмотрела туда, но не увидела ничего особенного, ничего такого, что могло бы вызвать повышенное внимание.