Песталоцци. Воспитатель человечества

Для нашего героя жизнь равна работе. Или даже так: жизнь поддерживает работу, работа — жизнь.

После того как отдал «Лебединую песню» в печать, Песталоцци начал на глазах угасать: уходила энергия — его вечная спутница, уходил его напор.

Словно, завершив последнее дело, теперь дожидался финала.

Иногда домашние видели его молчаливо сидящим и устало глядящим в одну точку.

Так и хочется написать здесь что-нибудь красивое: «О чем думал в последние минуты жизни этот некрасивый старик? Что его волновало?»

Но загадки тут нет. Мы прекрасно знаем и о чем он думал, и что его волновало.

Нет, не его собственная жизнь. А его система. Ее существование после смерти создателя. Вот — главная боль и «Лебединой песни», и вообще последних лет его жизни.

15 февраля 1827 года Песталоцци стало совсем плохо, но он не сдавался: потребовал, чтобы его отвезли к доктору в город Бругг.

Требование, разумеется, было выполнено, но уже на следующий день, 16 февраля, Песталоцци потерял сознание, а 17 февраля скончался.

Последние слова Песталоцци были удивительны: «Я прощаю врагам, да живут они в мире, а я переселяюсь к вечному миру. Я желал бы еще пожить хотя месяц, чтобы окончить мои последние труды; но все-таки благодарю Провидение за то, что оно отзывает меня от земной жизни. А вы, мои близкие, живите в спокойствии, ищите счастья в тихом домашнем кругу»[160].

Человек, всю свою жизнь посвятивший работе, призывал искать счастье в «тихом домашнем кругу»?

Может быть, после смерти человек выдает свои истинные желания? Кто знает…

Еще одна загадка жизни нашего героя, которую не разгадать…

Через два дня, 19 февраля, тело Песталоцци отпели в церкви, гроб перенесли в деревушку Бирр и опустили в могилу, которая была вырыта около маленькой сельской школы.

Незадолго до смерти Иоганн Генрих Песталоцци написал:

«Дорогой мой народ, сказал я себе, я помогу тебе. У меня нет искусства, я не вооружен наукой, в этом свете я ничто, совсем ничто, но я хорошо знаю тебя и отдаю тебе все, что успел приобрести в течение моей трудовой жизни. Я отдаю тебе всего себя (курсив мой. — А. М.).

Читай, что я предлагаю, без предрассудка, и, если кто-нибудь даст тебе лучшее, брось меня; пусть в твоих глазах я превращусь в тоже „ничто“, каким я прожил всю свою жизнь. Но если тебе не скажет никто того, что говорю, никто не скажет так доступно и пригодно, как говорю я, то подари мою память, мою жизнь, мою угасшую для тебе деятельность слезою — одною только слезою»[161].

Жизнь Иоганна Генриха Песталоцци закончилась.

Впереди было только бессмертие.

Но если быть честным до конца — попытка бессмертия.

На надгробном памятнике Песталоцци написаны такие слова:

«Избавитель бедных. Народный проповедник.

Отец сирот. Основатель народной школы.

Воспитатель человечества. Человек. Гражданин.

Всё для других. Для себя ничего».

Убей бог, более емко и, одновременно, более полно про Песталоцци не скажешь.

Именем Песталоцци названа звезда. В честь него изготовлялись памятные медали. Само имя Песталоцци превратилось в символ педагогики.

Василий Жуковский воспитывал будущего императора Александра II по методу Песталоцци, наследию которого посвятил несколько статей.

Его имя и система не забыты. Сегодня во многих странах мира есть школы, которые работают по методу Песталоцци.

И все-таки люди и даже педагоги недопустимо мало знают и о самом Песталоцци, и о его трудах, и о сути его методики.

Помните, в начале нашего разговора я предположил, что человечество стало бы лучше, если бы метод Иоганна Генриха Песталоцци использовался шире?

Тогда, дорогой читатель, вы, скорее всего, решили, что я преувеличиваю.

А сейчас, узнав личность и взгляды Песталоцци, поверили?

Методика Песталоцци не приемлет учительского диктата. Она призвана воспитать детей свободных, знающих себя, понимающих себя и свое призвание.

Однако со свободными детьми трудно иметь дело. Педагогам привычнее диктовать, чем исследовать ребенка. А без такого исследования, без понимания сути каждого ученика система не работает.

Поэтому, честно говоря, я не могу закончить свой рассказ радостно-оптимистичными словами про то, что, мол, убежден: система Песталоцци завоюет весь мир.

Не завоюет. В первую очередь потому — повторюсь — что любить и исследовать детей труднее, чем диктовать им какие-нибудь правила, а потом проверять, как они усвоили диктант.

Но! Ура! Есть же мамы-папы, бабушки-дедушки. И, в отличие от наших неповоротливых школ, они очень даже смогут воспользоваться «подсказками» Песталоцци.

Методика швейцарского гения проста и действенна. Выводы его понятны.

Что мешает использовать их в практике именно семейного воспитания каждому читателю этой книги?

Тем более не стоит забывать, что Песталоцци считал семейное образование самым продуктивным и даже в больших своих учебных заведениях старался следовать именно семейному принципу.

И последнее.