Мы уже знаем, что швейцарский гений ошибался. Его метод работал. Он воспитал множество учеников. Огромное количество детей благодарило его за время, проведенное в его учебных заведениях.
Песталоцци ведь тоже все это понимал. Не мог не понимать.
Кокетничал? Не похоже. Просто ему искренно казалось — всего, что он сделал, недостаточно. А все, что не получилось, не случилось только и единственно по его вине.
«Положительно во всех науках мне одинаково недоставало даже самых первоначальных знаний и навыков, необходимых для хорошего руководства…»[157]
Поверьте, я могу привести еще множество цитат, в которых наш герой жестко и честно ругает себя. Это просто поразительно, что после такого количества поражений, закрытий, неоткрытий, отказов и прочее и прочее, человек вовсе не обозлился. И никогда не искал виноватых. Никогда, ни на кого не сваливал вину за неудачи.
Нет, дорогой читатель, никак не кокетство. Никак. Позиция. Если кто-то хочет сказать обо мне доброе слово, — пожалуйста, будет приятно. Но для меня, для Песталоцци важно проанализировать неудачи. Это и полезнее, и нужнее, и правильнее.
В «Лебединой песне» очень много написано о любви к системе и к образованию вообще, к детям, к отчизне, к народу… И ни слова о своем сыне, о любви к своей жене.
Ко всему этому лев стоит, повернувшись хвостом…
Почему?
Может быть, Песталоцци не считал возможным делиться в книге собственными, абсолютно личными переживаниями. Может быть, не хотел отвлекаться на размышления о своей любви, — главное в книге все же не мемуары, а разговор о принципах системы. В конце концов, отношения между мужчиной и женщиной — всегда тайна, и кто знает: может быть, так сильно любил, что не было сил вспоминать… Как разобраться с чужой любовью?
И все-таки кое-что об Анне написано. Эти слова представляются мне очень важными для понимания взаимоотношений Иоганна Генриха и Анны.
Рассказывая о своих неудачах и совершенно искренно виня в них самого себя, Песталоцци пишет: «Мне только жаль жену, которая, жертвуя для меня всем, потеряла все, что могло бы осчастливить ее благородное сердце, все, что она надеялась совершить и чем надеялась насладиться, выйдя замуж за меня. Но благодарение Богу
Складывается впечатление, что Песталоцци перекладывает на плечи друзей все то, что не смог сам дать жене. Неприятно…
Но кто их разберет, великих? Да и вообще влюбленных. Может быть, он страдал от этого своего неумения? Может быть, он не писал о их отношениях потому, что они — боль и вина?
О жене написано мало, но всегда — с уважением. И никогда с упреком.
Песталоцци выбрал ту жену, с которой прожил почти полвека. Анна выбрала того мужа, которому отдала всю свою жизнь. А дальше начинается то самое личное, которое, наверное, не стоит обсуждать и тем более осуждать.
Заканчивается «Лебединая песня» такими словами: «По крайней мере не отвергайте целиком мои жизненные стремления как дело, с которым покончено и которое не требует поэтому дальнейшего испытания. С этим делом действительно еще не покончено, оно несомненно требует серьезного испытания, и совсем не ради меня и не ради моей просьбы»[159]
.Понимаете, какое дело: последние слова последней книги великого педагога — это крик. Но не об уходящей жизни. Не о страхе приближающейся смерти. Не о себе самом, любимом, наконец!
О нет!
Крик: пожалуйста, умоляю, сохраните мою систему! Испытывайте ее как хотите! Экспериментируйте над ней как угодно! Но только не забывайте! Помните!
«Лебединая песня» была опубликована незадолго до смерти Песталоцци, в 1826 году. Он успел увидеть ее напечатанной. Успел услышать первые отзывы, в основном положительные.
Написание «Лебединой песни» занимало почти все время нашего героя. По привычке он вставал рано и после завтрака садился за стол, за которым проводил целые дни, отвлекаясь лишь на короткий обед.
Из чего еще состояла его жизнь в последние годы?
А из чего вообще состоит жизнь пожилого человека?
Иногда общался с домашними, иногда — с гостями. Его — знаменитость! — регулярно звали на встречи, особенно в школы.
Чаще отказывался, иногда ходил. Произносил речи, давал советы.
На одной из встреч ученики торжественно приветствовали его, а самый маленький мальчик подал венок. Чтобы надеть его на голову почетного гостя, мальчику не хватало роста.
Песталоцци по-взрослому пожал руку смутившемуся ребенку, а потом надел венок на голову ему.
Поймав удивленные взгляды собравшихся, улыбнулся:
— Не мне. Невинности надо отдать венок.
Всерьез задумывался о том, как возродить Ивердонский институт, даже писал какие-то письма.
Хотел написать отдельные работы об опыте Бургдорфа и Ивердона. Ему казалось, что для понимания его системы это очень важно.