Пестель

Трагически сложилась судьба Карла Карловича Оде-де-Сиона. В годы войны он был обвинен в шпионаже в пользу французов. Декабрист Сергей Волконский, служивший в 1812 году в партизанском отряде, писал в мемуарах: «На наши аванпосты явился из Москвы переодетый в платье купчика тогдашнего Литовского гвардейского полка обер-офицер Оде-де-Сион, воспитанный в Пажеском корпусе и сын надзирателя классов в этом заведении. При явке своей он объяснил, что он был захвачен в плен и нашел возможным, переодевшись купчиком, бежать из Москвы. Молодой Оде-де-Сион был отправлен в Главную квартиру всех армий, и вскоре мы узнали обстоятельство, весьма невыгодное для него. Пойманный французский шпион, уличенный в этом и при шествии на смертную казнь, увидев Оде-де-Сиона, и из расчета ли или по другим неизвестным мне причинам, сказал: «Вы ведете меня на казнь, но вот, — указывая на Оде-де-Сиона, — так же шпион, как и я, но еще вдобавок в русском мундире». Само собою разумеется, что эти слова должны были навести подозрение на молодого человека».

И хотя обвинение в шпионаже доказать не удалось, карьера Оде-де-Сиона оказалась сломленной. Когда в 1818 году, уже после окончания войны, инспектор классов Пажеского корпуса просил принять сына в корпус на должность гувернера, «высочайшего соблаговоления» на эту просьбу не последовало. Не помогли даже письма Оде-де-Сиона-старшего императору и министру просвещения князю Голицыну; в письмах он сетовал на «удары судьбы», «жестокие оскорбления», которые испытал его сын. Причины высочайшего отказа были довольно прозрачны: находящийся «под подозрением» в предательстве офицер не мог стать достойным воспитателем камер-пажей. Простили Оде-де-Сиона только к 1840-м годам: он стал саратовским вице-губернатором.

И Адлерберг, и Ушаков, и Оде-де-Сион-младший были масонами. Активным масоном был и не сделавший заметной карьеры Михаил Яковлевич Лукашевич. Вообще же никакого следа в истории не оставили только двое из восьми камер-пажей, выпускников 1811 года: Михаил Окунев и Платон Беклешов.

Естественно, что Пажеский корпус значительно повлиял на мировосприятие и биографию Павла Пестеля. Его, как и любого другого камер-пажа, хорошо знала императорская фамилия. За его службой пристально следили как сам Александр I, так и его жена, императрица Елизавета Алексеевна. В корпусе в Пестеле впервые проснулось отмеченное многими позднейшими мемуаристами честолюбие, стремление первенствовать. По успехам он всегда был первым: как при переводе из пажей в камер-пажи, так и при выпуске из корпуса.

Первенство Павла Пестеля признавали и его соученики — как друзья, так и враги. В письме старшему сыну, написанном через полгода после окончания им корпуса, генерал-губернатор Сибири повествовал о ссоре двух не набравших в 1811 году баллов для выпуска, а потому оставшихся доучиваться в корпусе камер-пажей: «Тулубьев, твой враг, узнавши, что Татищев происками добивается того, чтобы получить на экзамене больше баллов, чем он, Тулубьев, сказал в присутствии Владимира: «Пестель уже меня обидел, но он по крайней мере умен и знает лучше меня, а этот — дурак, и когда ему дадут более баллов, нежели мне, я ему лоб раскрою». «Это сказано в пылу, и это доказывает, что даже враги твои отдают должное твоим знаниям», — замечает по этому поводу Иван Борисович.

Не последнюю роль в дальнейшей судьбе Павла Пестеля сыграло и влияние масонов. Он вступил в масоны еще на корпусной скамье, очевидно, по протекции инспектора классов Оде-де-Сиона-старшего, а через два с половиной месяца после окончания корпуса уже имел звание мастера в аристократической петербургской ложе Соединенных Друзей. Привыкнув с юных лет к формам и методам масонской деятельности, Пестель — с большим или меньшим успехом — старался впоследствии внедрить эти формы в деятельность тайных политических союзов.

* * *

Отдельная проблема — качество знаний в Пажеском корпусе.

Выпускник корпуса Александр Миркович, замешанный в деле декабристов, вспоминал: «Мы можем сказать без хвастовства, что в эту эпоху, когда на учебные заведения не было обращаемо особенного внимания со стороны правительства, воспитанники Пажеского корпуса выходили с лучшим в то время образованием. Пажеский корпус был в то время лучшим учебным заведением».

По-своему мемуарист был прав: набор преподаваемых в корпусе предметов был намного внушительнее, чем в любом другом военно-учебном заведении той поры. Внушительный объем учебных часов отводился на гуманитарные дисциплины: воспитанники изучали географию — физическую, статистическую и политическую, историю российскую и всеобщую, историю дипломатии и торговли, юриспруденцию; обязательным было и знание трех языков: русского, французского и немецкого. Преподавали в корпусе и точные науки: арифметику, алгебру, геометрию (в старших классах — «вышнюю геометрию»), «конические сечения», тригонометрию, статику и механику, физику. Каждый выпускник корпуса обязан был уметь рисовать.