Читаем Пестель полностью

Не только император, но и сами воспитанники вполне сознательно поддерживали традицию элитарности. По словам одного из выпускников корпуса, П. М. Дарагана, «почти все сыновья аристократов и сановников — пажи — из своих семейств приносили в корпус и укореняли тогдашний лозунг высшего общества «noblesse oblige»[1] и щекотливое понятие о «point d’honneur»[2]. Гордясь званием пажей, они сами более своего начальства заботились, чтобы между ними не допускался никто, на кого могла падать хотя бы тень подозрения в каком-нибудь неблаговидном поступке. Не так страшно было наказание, ожидавшее виновного от начальства, как то отчуждение, тот остракизм, которому неминуемо подвергался он среди своих товарищей. Во время этой опалы товарищи не приближались к нему, не говорили с ним. Только маленькие пажи-задоры вертелись около него, дразнили, а он должен был молчать и терпеть». Так произошло, например, с будущим знаменитым поэтом Евгением Баратынским и его друзьями, обвиненными в краже золотой табакерки: «все пажи отшатнулись от них, как преданных остракизму нравственным судом товарищей».

Вторая традиция корпуса — кастовая замкнутость — была, конечно, тесно связана с элитарностью. Никто — даже корпусные педагоги и воспитатели, часто робевшие перед своими знатными учениками, — не допускался в дружеские кружки пажей. В среде воспитанников корпуса господствовала жесткая взаимовыручка: когда в 1820 году корпусное начальство решило — несправедливо, по мнению пажей, — наказать строптивого камер-пажа Арсеньева розгами, в его защиту выступили почти все его однокашники, и дело кончилось едва ли не бунтом.

Третья корпусная традиция — военизированность — сложилась гораздо позже двух первых.

При Елизавете Петровне Пажеский корпус был гражданским учебным заведением, специальных военных знаний его воспитанники не получали. Военизации корпуса не произошло и потом, до самого конца XVIII века. Гражданское образование получил, например, знаменитый писатель Александр Радищев, окончивший корпус уже в царствование Екатерины II. И даже Павел I, понимавший значимость военного образования для России, не решился изменить устоявшуюся систему обучения пажей.

Решился же на это лишь император Александр I — в преддверии антинаполеоновских войн. В 1802 году было принято новое положение о корпусе, которое определяло, что «корпус сей есть совокупно такое воинское установление, где благородное юношество чрез воспитание приуготовляется к воинской службе строгим повиновением, совершенною подчиненностию и не принужденным, но добровольным выполнением должностей своих». Пажеский корпус стал не просто учебным, но военно-учебным заведением.

В 1802 году в учебные планы корпуса были введены специальные военные дисциплины: фортификация, артиллерия, картография («практика снимания местности»), тактика и т. п. С 1811 года — года выпуска из корпуса Павла Пестеля — для выпускников был введен обязательный экзамен по практической «фрунтовой службе».

По приказу императора Александра был военизирован и быт воспитанников. Все они были четко разделены на две неравные группы — пажей и камер-пажей. Пажом становился каждый принятый в корпус, в камер-пажи производились, как правило, воспитанники выпускного, 4-го класса. Однако возраст сам по себе не был определяющим при производстве: согласно положению 1802 года, камер-пажи должны были всегда помнить, что «возвышены они в настоящий ранг по особливой милости монарха, единственно за отличие в учении и поведении».

Практически все выпускники корпуса до конца своих дней помнили торжественный момент производства в камер-пажи: «для юноши, только что вступающего в свет, что может быть лестнее, как не тот первый шаг на поприще жизни, который, перенося его в мир дотоле недоступный, разом приближает к особам царской фамилии? А с тем вместе, сколько льгот предоставляется при производстве из пажей! Дают шпагу, дают шпоры, дают золотые шевроны на фалды мундира, дают право показываться везде в городе без провожатого, как самостоятельной личности!»

Пажи и камер-пажи разделялись на четыре «отделения» (три пажеских и одно камер-пажеское); собранные вместе, они составляли подобие роты в действующей военной части. Каждое отделение имело общую спальню и общую столовую. «Отделением» командовал специально обученный обер-офицер — гувернер, который, согласно положению 1802 года, должен был «воспитывать и образовывать» пажей, а также «приучать и руководствовать к будущему определению по воинской службе». Над всей пажеской ротой начальствовал гофмейстер — штаб-офицер, контролировавший также и придворную службу воспитанников.

На занятиях же пажей делили по-другому: по классам. В корпусе существовало четыре класса, по два года каждый, и полный курс обучения составлял в среднем 8 лет. При этом каждый предмет преподавался «по два раза». Если воспитанник не мог усвоить курс и за два раза, срок его пребывания в корпусе мог быть удлинен, если усваивал за один раз — сокращен.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Мсье Гурджиев
Мсье Гурджиев

Настоящее иссследование посвящено загадочной личности Г.И.Гурджиева, признанного «учителем жизни» XX века. Его мощную фигуру трудно не заметить на фоне европейской и американской духовной жизни. Влияние его поистине парадоксальных и неожиданных идей сохраняется до наших дней, а споры о том, к какому духовному направлению он принадлежал, не только теоретические: многие духовные школы хотели бы причислить его к своим учителям.Луи Повель, посещавший занятия в одной из «групп» Гурджиева, в своем увлекательном, богато документированном разнообразными источниками исследовании делает попытку раскрыть тайну нашего знаменитого соотечественника, его влияния на духовную жизнь, политику и идеологию.

Луи Повель

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Самосовершенствование / Эзотерика / Документальное