Речь в данном случае шла о введении к «Русской Правде», в котором Пестель описывал «основные понятия» своего проекта. «Текст, служащий основанием христианской веры» — это уже упоминавшаяся выше библейская цитата «люби Бога и люби ближнего, как самого себя». Цитата эта, как и окружающие ее несколько фраз, действительно была написана рукой Николая Бобрищева-Пушкина — и в таком виде дошла до нас.
Серьезную правку в текст этого документа вносил Алексей Юшневский; известно, что Сергей Муравьев-Апостол и Александр Барятинский делали попытки переводить «Русскую Правду» на французский язык. Кроме того, Сергей Муравьев обещал написать для нее главу «о финансах и народном хозяйстве».
Тот же Бобрищев-Пушкин показывал на следствии, что, вставив свои дополнения в текст «Русской Правды», «через несколько минут уже догадался, что это были сети, расставленные мне для того, чтобы лишить меня возможности донести, что у него имеется такого рода сочинение». Очевидно, что подобного рода сомнения посещали и Юшневского. Редактируя текст «Русской Правды», второй директор Южного общества всячески старался изменить свой почерк.
Опасения и «догадки» Бобрищева-Пушкина и Юшневского вряд ли были безосновательными. Пестель недаром просил своих товарищей вносить изменения в свой текст, обсуждал проект на съездах руководителей тайного общества, в 1823 году добился формального голосования за него. Идея совместной работы над программным документом в целом похожа на ту, которую он преследовал, уговаривая членов Союза благоденствия проголосовать в 1820 году за цареубийство. Те, кто обсуждал «Русскую Правду» и голосовал за нее, чей почерк остался на ее страницах, не могли уже отговориться незнанием этого документа. И перед лицом власти они становились государственными преступниками. У них оставался единственный выход — содействовать скорейшему осуществлению революции и воплощению «Русской Правды» в жизнь.
Однако документ этот не достиг ни своей стратегической, ни тактической цели. Военной революции декабристов не суждено было победить — и Временное верховное правление осталось только на бумаге. Несмотря на то, что руководители южных управ проголосовали за «Русскую Правду», организационного единства Пестелю так и не удалось добиться.
«ПЕСТЕЛЬ ЧЕЛОВЕК ОПАСНЫЙ ДЛЯ РОССИИ»:
ОБЪЕДИНИТЕЛЬНЫЕ СОВЕЩАНИЯ
Главным тактическим элементом плана Пестеля было согласованное выступление Севера и Юга. Прекрасно понимавший обреченность военной революции без поддержки из столицы, Пестель в 1823–1824 годах отдал немало сил налаживанию связей с Северным обществом.
Северное общество возникло в 1822 году стараниями Никиты Муравьева, уже перешедшего к тому времени из стана союзников Пестеля в стан его идейных противников, Сергея Трубецкого, давнего неприятеля тульчинского лидера, и некоторых других активных участников первых тайных организаций. Общество это было создано во многом «в пику» Пестелю, хотя, как и южная организация, практически бездействовало.
Естественно, что договориться двум обществам было очень трудно. Пестель отправлял в столицу своих эмиссаров: Волконского, Давыдова, Барятинского, Матвея Муравьева-Апостола. Но ни один из них не смог выполнить объединительной миссии. И весной 1824 года Пестель, получив долгосрочный отпуск, сам появился в Петербурге. Начались «вторые Петербургские», «объединительные» совещания декабристов. Совещания эти закончились полным провалом, и это было самое серьезное поражение Пестеля за все годы его пребывания в заговоре.
Показания членов Северного общества, посвященные этим совещаниям, крайне эмоциональны и враждебны по отношению к Пестелю. Особенно богаты эмоциями показания Никиты Муравьева, Сергея Трубецкого и Кондратия Рылеева. Муравьев и Трубецкой были тогда членами Думы — руководящего органа Северного общества. Рылеев же был в заговоре человеком новым: он вступил в организацию за несколько месяцев перед появлением Пестеля в Петербурге. Муравьев, Трубецкой и Рылеев дружно рассказывали следствию, что подозревали Пестеля в «личных видах», в честолюбии и властолюбии. «Пестель человек опасный для России и для видов общества», — писал Рылеев. «Я имел все право ужаснуться сего человека», — утверждал Трубецкой. «Варварскими» и «противными нравственности» считал идеи Пестеля Никита Муравьев. Члены Северного общества согласно утверждали, что именно «личные виды» полковника помешали в 1824 году соединению обществ.
Сам же Пестель, рассказывая следствию об этих совещаниях, был весьма лаконичен, никого ни в чем не обвинял и старательно уходил от ответов по существу. Видимо, даже тогда, когда и Южное, и Северное общества уже были разгромлены, а все участники переговоров оказались в тюрьме, он не мог «хладнокровно» и подробно вспоминать о том, что происходило в Петербурге в марте 1824 года.