Пестель

28 октября 1821 года Витгенштейн отвечает на отношение Волконского. Стараясь ускорить замену Кромина Пестелем, он не без некоторого злорадства сообщает: «Долгом почитаю сказать, что хотя партикулярные слухи и дошли до меня о сем происшествии, но как господин Кромин высочайше назначен был командиром полка в то время, когда представляем был другой, то и оставил я оные без дальнейшего исследования. Не взирая на сие, всегдашнее мнение мое было, что офицеру не токмо помрачившему звание свое подобным ему поступком, но даже впавшему в некоторые сомнения по поводу оного, не свойственно и вместе неосторожно поручать какую-либо часть в управление, а тем паче еще полк; ибо нигде дух и свойство начальника не имеет столь сильного и прямого влияния на подчиненных, как в занятии сей должности. Излагая таковое понятие мое о сем предмете, я почитаю весьма полезным без всякого дальнейшего исследования удалить полковника Кромина от командования полком, и если угодно будет его императорскому величеству, то уже по исполнении сего произвести исследования законным порядком, которое, впрочем, не полагаю особенно нужным, ибо гласность сего происшествия может быть предосудительна и обидна вообще для звания и места, им ныне занимаемого».

В делах штаба 2-й армии сохранился черновик этого отношения Витгенштейна к Волконскому, написанный почерком Пестеля. Именно этот документ и решил наконец дело в его пользу.

1 ноября 1821 года Пестель произведен в полковники.

15 ноября 1821 года Пестель получает под свою команду Вятский пехотный полк.

17 ноября 1821 года Волконский извещает Витгенштейна о том, что император «высочайше повелеть соизволил: во уважение засвидетельствования вашего об отличной службе и способностях Смоленского драгунского полка полковника Пестеля, назначить его полковым командиром Вятского пехотного полка на место Кромина, а сего отчислить по армии, случившееся же с ним происшествие в Киеве исследовать непременно законным образом во всей подробности».

9 декабря 1821 года Киселев составляет последнее во всей этой истории отношение к Волконскому: «За производство и назначение Пестеля благодарю ваше сиятельство и уверяю, что государь в нем будет иметь офицера хорошего и усердного».

Так 28-летний Павел Пестель «не в срок» становится полковником и полковым командиром. Следствие же по делу Кромина тянулось долго: в 1826 году он, как офицер, «подвергшийся преступлению», был в административном порядке сослан в действующую армию на Кавказ.

* * *

Размышляя о Пестеле — полковом командире, дореволюционные историки называли его «негодяем» и «изувером-доктринером», «запарывавшим своих солдат». Эта оценка восходит к показаниям капитана Вятского полка, доносчика Аркадия Майбороды: «Полковник Пестель то ласкал рядовых, то вдруг, когда ожидали покойного императора в армию, подвергал их жестоким и, вероятно, незаслуженным наказаниям. «Пусть думают, — говорил, — что не мы, а высшее начальство и сам государь причиною излишней строгости».

Но знакомство с полковыми документами подобный взгляд на Пестеля опровергает. В отношении солдат он вовсе не был «изувером-доктринером». «Телесное наказание должно быть употреблено в одних случаях самой крайности, — гласил его приказ по полку, отданный 7 октября 1822 года, — когда все прочие средства истощены и оказались истинно совершенно недостаточными. За непонятливость наказывать есть грех и безрассудность. Ленивый же и упрямый пеняет на себя одного, если побоям подлежать будет».

Однако, как явствует из этого же текста, и филантропом в отношении солдат Пестель не был тоже. Безусловный противник всякой агитации среди нижних чинов, он считал, что «солдат всегда должен быть безгласен и совершенно безгласен, исключая того случая, когда на инспекторском смотре его начальники опрашивают о претензиях». В отношении солдат он был очень строгим — но в то же время и справедливым начальником.

Солдат, по его мнению, должен следовать за своим командиром беспрекословно, не спрашивая, зачем и куда его ведут, — и палки в Вятском полку призваны были создать атмосферу безусловного подчинения приказам командира. Использование палок, никак не связанное с «высочайшими» смотрами, подкреплялось и целым рядом других дисциплинарных мер.

Так, первое, что сделал Пестель, приняв полк, — он перетасовал солдат в ротах и батальонах: «все должностные нижние чины, мало-мальски не удовлетворявшие своему назначению, были смещены и заменены другими, более подходящими. Последовали… и переводы нижних чинов; многие неспособные и малоумеющие были переведены во 2-й батальон (резервный. — О. К.), из которого в 1-й и 3-й батальоны переводились хорошие по фронту нижние чины» — и такие переводы впоследствии практиковались неоднократно. Перетасовка солдат преследовала не столько фрунтовые, сколько дисциплинарные цели: таким образом рвались старые связи, солдаты оказывались в новом для себя коллективе, под начальством нового офицера.