Пестель

Приказом по полку были созданы специальные сыскные команды — для поиска многочисленных дезертиров. Поощрял полковник и доносительство: за поимку каждого беглеца была назначена награда в один рубль. Кроме того, Пестель велел отослать от полка всех женщин, состоящих в незаконной связи с нижними чинами, — видимо, их присутствие казалось командиру важным фактором расстройства дисциплины.

Для того чтобы полк был готов участвовать в будущей революции, солдаты должны были быть хорошо обучены военному делу. Вятский же полк до Пестеля считался одним из самых слабых во всей армии по строевой выучке. Поэтому очень много сил Пестель отдал «шагистике»: его приказы по полку полны замечаний о порядке стрельбы и построении ротных шеренг, состоянии амуниции и обучении музыкантов.

В своем стремлении довести полк до желаемого совершенства командир вятцев брал уроки у командира 17-й пехотной дивизии генерал-лейтенанта Сергея Желтухина — известного всей армии фрунтовика и палочника, изобретателя учебного «желтухинского» шага. Генерал по просьбе полковника лично осматривал полк. Судя по сохранившейся переписке Пестеля с Желтухиным, командир полка был действительно благодарен генералу за помощь. И Пестель оказался талантливым учеником Желтухина.

Впоследствии, узнав об аресте Пестеля, перепуганный Желтухин проявил чудеса распорядительности. Он, в частности, провел фантастическое по своей глупости «следственное действие»: повальный обыск у офицеров и солдат своей дивизии. Очевидно, до генерала дошли слухи о поисках «Русской Правды» — при обыске искали «какую-то книжку». В результате корпусный командир Сабанеев вообще отстранил Желтухина от производства следствия в его дивизии — по «нескромности, мстительному и недоверчивому характеру» генерал-лейтенанта. Сабанеев резонно рассудил, что «подобное поручение человеку его свойств сделается всем известным» и заговорщики наверняка примут меры к уничтожению компрометирующих документов.

«Фрунтовые» усилия Пестеля не пропали даром. В октябре 1823 года на Высочайшем смотре 2-й армии Вятский полк оказался одним из лучших — и его командир получил от императора три тысячи десятин земли.

В Вятском полку не было ни одного ротного командира, который бы не соглашался с дисциплинарными мерами полковника, отказывался бить своих солдат. Особой жестокостью отличался командовавший 6-й мушкетерской ротой капитан Урбанский. В начале 1826 года солдат этой роты Павел Игнатьев принес жалобу на Урбанского за то, что во время ротного учения «за сбитие с ноги» капитан приказал унтер-офицеру Васильеву бить его палками. «А сей, взявши палки, хотел только бить, — то капитан Урбанский, увидевши, тотчас подбежал к нему, спросил, зачем тонкие палки, и, вырвав оные ему из рук, заставил других унтер-офицеров бить его оными, после того приказал ломать таковые из плетня унтер-офицерам Ткаченку и Ермолаеву». Вырванными из плетня палками рядовой получил 500 ударов.

По итогам следствия капитану Урбанскому было предложено оставить службу.

Вообще, отношения Пестеля с офицерами Вятского полка немногим отличались от его взаимоотношений с солдатами — с той только разницей, что офицеров он, конечно, не бил. Так же, как и нижних чинов, Пестель постоянно перетасовывал ротных командиров. К концу 1825 года в ротах вообще не осталось ни одного «своего» командира: большинство из них были переведены в другие полки или вовсе оказались в отставке, а на их место были приглашены новые. К подбору кадров Пестель подходил очень серьезно: каждый офицер, служивший в полку, должен был быть обязан своей карьерой лично ему.

Конечно, такая политика многим из подчиненных Пестеля не нравилась. Но командир не принимал никаких советов от офицеров: протестовавшие становились первыми кандидатами на удаление из полка. Так, например, произошло с майором Гноевым — видимо, в 1822–1823 годах именно он возглавлял офицерскую оппозицию новому командиру. Путем настойчивых просьб, адресованных Киселеву, Пестель добился своего: в марте 1823 года майор Гное-вой был переведен в другой полк. Другие офицеры, державшие его сторону, получили отставку — и этим обстоятельством полковник остался очень доволен. Пестеля смущало только то, что «оставшихся больше, чем следовало бы». «Я желал бы нового массового увольнения», — признавался он в письме к Киселеву.

Переведенный в 1824 году в Вятский полк член тайного общества майор Николай Лорер был очень удивлен теми порядками, которые он там застал. Будучи личным секретарем Пестеля по делам общества, он мог позволить себе критику в адрес своего патрона и не стеснялся открыто не соглашаться с пестелевской «системой командования полком». Он утверждал, что солдаты «не знают и не любят» командира, а офицеры просто боятся его. Судя по мемуарам Лорера, Пестель не рассердился на честного майора: его слова он просто пропустил мимо ушей. Конечно, полковник прекрасно знал, что действительность была вовсе не таковой, как ее представлял себе мало искушенный в делах военного управления Лорер.