Пестель

Неосторожные действия генерал-интенданта, сразу же попавшего под подозрение в «злом умысле», можно, конечно, попытаться объяснить заботой о нуждах армии. Однако вряд ли Юшневского настолько волновали армейские нужды, что ради них он был готов даже вступить в прямой конфликт с царем. Вернее другое: именно в 1823 году южные заговорщики планировали начать военную революцию. Для движения армии требовались деньги — и Юшневский попытался их добыть вполне легально, путем увеличения бюджета.

Если принять эту версию, то тогда понятна и настойчивость Пестеля, заставившего участников киевского съезда обсуждать цареубийство и формально голосовать за него. Главные деятели тайного общества, не посвященные в «план 1823 года», должны были, не задумываясь, поддержать революцию. Собственно, после киевского съезда иного выбора у них не осталось. Выступить против действий Пестеля и Юшневского они просто не могли — за согласие на цареубийство всем им грозила смерть.

1823 год — год резко возросшей активности эмиссаров Пестеля в Петербурге. В феврале этого года, сразу же после съезда, в столицу отправляются сразу два его участника — Сергей Волконский и Василий Давыдов. Некоторое время спустя вслед за ними едет не участвовавший в съезде, но весьма информированный в делах общества князь Александр Барятинский. Все трое эмиссаров имели при себе письма Пестеля к Никите Муравьеву. Никиту Муравьева, своего старинного друга, южный лидер пока еще считал собственным единомышленником в столице. По показанию князя Барятинского, Пестель поручил ему устно передать Никите Муравьеву, что южные заговорщики «непременно решились действовать в сей год». От Муравьева Пестель потребовал «решительного ответа»: «могут ли и хотят ли» северяне «содействовать нашим усилиям».

Документы позволяют выяснить и конкретные детали разработанного Пестелем плана. Руководитель Директории считал, что начинать должны столичные заговорщики — без них попытка поднять войска приведет к бесполезному кровопролитию. «Приступая к революции, — показывал он, — надлежало произвести оную в Петербурге, яко средоточии всех властей и правлений». Изоляция или даже убийство царя вне столицы ничего, по мнению Пестеля, не решали: реальная власть все равно оставалась в руках старой петербургской администрации. Эта администрация смогла бы двинуть на восставшие части значительные военные силы. И исход событий в таком случае спрогнозировать было бы трудно.

Другое дело — если бы столичная администрация оказалась парализованной, занятой проблемами, связанными с подавлением центрального восстания. 2-я армия, по замыслу Пестеля, должна была двинуться на Петербург, демонстрируя поддержку восстания и угрожая тем, кто захочет ему воспротивиться. При благоприятном стечении обстоятельств такой ход событий привел бы к быстрому коллапсу и победе заговорщиков. «Наше дело в армии и губерниях было бы признание, поддержание и содействие Петербургу», — показывал Пестель на следствии.

Однако план этот провалился. Никита Муравьев испугался активности южных эмиссаров. Император Александр I не утвердил бюджет. Петр Волконский потерял свою должность — и на его место назначили генерала Ивана Дибича, с которым у заговорщиков никаких связей не было. У самого же генерал-интенданта начались крупные служебные неприятности. Император отправил во 2-ю армию ревизора — непосредственного начальника Юшневского «по провиантской части», директора провиантского департамента Военного министерства генерал-провиантмейстера Андрея Абакумова.

Андрей Иванович Абакумов — личность, незаслуженно забытая в истории. Происходивший «из купеческих детей города Торопца», он начал службу в 1787 году с чина унтер-офицера гвардейского Преображенского полка, вскоре затем перешел в статскую службу. Абакумов оказался на редкость талантливым человеком: не будучи по происхождению дворянином, не имея никаких связей, рассчитывая только на себя, он к 1815 году дослужился до чина статского советника; должность директора провиантского департамента он получил в 1816 году. Среди современников Андрей Абакумов пользовался славой толкового и честного чиновника, «мастера своего дела». Собственно, именно ему русская армия обязана «правильной» организацией тыловой службы. Абакумов слыл и талантливым финансистом: весной 1823 года он едва не был назначен российским министром финансов.