Пестрая компания (сборник)

— Он вовсе и не связывается с обитателями Палестины, — возмутилась Руфь. — Он связывается со мной.

— Бойся жителей Палестины! — слегка пошатнувшись выпалил Карвер. Человечество в Палестине обрекло себя на гибель. Тысячи лет обитатели этих мест вырубали леса, сжигали города и истребляли друг друга. Это не место для американцев.

— Вы слишком много пьете, мистер Карвер, — заметила Руфь.

— Тем не менее, — тряся головой, продолжал Карвер, — это место для распятия Христа было выбрано не случайно. Вы можете пятьсот лет рыскать по атласу мира, но лучшего места для распятия Христа вам не сыскать. Сам я квакер из города Филадельфия, штат Пенсильвания, и здесь моему взору открывается лишь кровь и истекающее кровью человечество. Когда войне придет конец, я вернусь в Филадельфию и буду ждать того счастливого момента, когда, открыв утреннюю газету, прочитаю, что прошлой ночью все обитатели Палестины истребили друг друга. Все укокошили всех. До последнего! — Он приблизился нетвердой походкой к стулу Руфи, низко наклонился и, внимательно глядя ей в глаза, произнес: — Красивая девочка. Красивый и несчастный ребенок. — Карвер выпрямился и посмотрев на лейтенанта торжественно провозгласил: — Ганнисон, должен предупредить вас как офицера и джентльмена: ни один волос не должен упасть с головы этой девочки!

— Когда я рядом с ней, — очень серьезно ответил Митчелл, — ни одному её волоску ничего не грозит.

— Если вы не можете не пить, — резко сказала Руфь, — то почему бы вам это не делать в компании американцев? Почему вы ходите с такими бандитами и убийцами, как эти? — Она махнула рукой в сторону арабов.

Журналист улыбнулся, в неярком и неровном синем свете его красивое лицо казалось ледяным.

— Непредвзятость, — прогудел в ответ Карвер, — знаменитая американская беспристрастность. Мы никому не друзья, но в то же время и никому не враги. Мы всего лишь строим аэродромы и нефтепроводы. Непредвзятость, или равноудаленность, если так вам больше нравится. Завтра, например, мне предстоит деловой обед с Председателем Еврейского агентства.

— Таиф, — обращаясь к журналисту, громко сказала Руфь, — я прочитала ваше последнее творение.

— Ах, вот оно что, — произнес Таиф бесцветным, лишенным всяких эмоций голосом. — Ну и как, понравилась ли вам моя статья?

— На вас ляжет ответственность за смерть многих тысяч евреев, заявила Руфь.

— Благодарю вас, — с улыбкой ответил араб, — именно на это я и надеюсь. — Повернувшись к Митчеллу, он продолжил: — Как вы понимаете, лейтенант, наша маленькая очаровательная Руфь в данном вопросе объективной быть не может. Поэтому возникает необходимость представить и арабскую точку зрения. — Таиф стал говорить гораздо серьезнее, делая паузы и смысловые ораторские ударения. Этим он сразу стал чем-то напоминать евангельского проповедника. — Мир просто потрясен достижениями, которых в Палестине сумели добиться евреи. Прекрасные, чистые города с водопроводом. Промышленность. Там, где раньше была пустыня, произрастают оливы и благоухают розы. И так далее, и тому подобное.

— Старик, — сказал Карвер и потянул журналиста за рукав, — пойдем лучше к столу, а лекцию лейтенанту ты прочитаешь как-нибудь в другой раз.

— Нет, если позволишь. — Таиф весьма вежливо освободил свой рукав и продолжил: — Я не упускаю ни одной возможности побеседовать с нашими американскими друзьями. Понимаете, мой добрый лейтенант, вам вполне могут быть по душе фабрики и водопровод. Я готов согласиться, что с определенной точки зрения фабрики и водопровод — весьма полезные вещи. Но эти вещи не имеют никакого отношения к арабам. Возможно, что арабы предпочитают пустыню в её первозданном виде. У арабов своя культура…

— Когда я слышу слово «культура», моя рука тянется к пистолету, сказал Карвер и добавил: — Вы не помните, кто из великих американцев произнес эту фразу?[10]

— Европейцам и американцам, — продолжал журналист своим монотонным, бесцветным голосом, — арабская культура возможно представляется отсталой и ужасающей. Но арабы, простите, предпочитают именно её. Исключительно арабские ценности сохраняются лишь благодаря их примитивному образу жизни. Оказавшись в сети водопроводных труб, арабы просто вымрут.

— Итак, — сказала Руфь, — только что мы выслушали новую идею: «Убей еврея, так как он несет с собой ванну и душ».

Журналист снисходительно улыбнулся девушке так, как улыбаются милому, умному ребенку, и сказал:

— Лично я против евреев ничего не имею. Клянусь, что не желаю зла ни одному из живущих в Палестине евреев. Но я буду биться насмерть ради того, чтобы не допустить в эту страну ещё хотя бы одного еврея. Это арабское государство, арабским оно должно и остаться.

— Ганнисон, — вмешался Карвер, — неужели вы не рады тому, что здесь оказались?

— В Европе погибли шесть миллионов евреев, — резким, полным боли и страсти тоном, сказала Руфь, немало удивив этим Митчелла. — Куда вы хотите отправить тех, кто сумел выжить?

Девушка и журналист скрестили взгляды, совсем забыв о присутствующих.