Пестрая лента

И вот теперь в ремонтной мастерской следователь снова засел за документы. Нет, вся коммерция в ажуре, финансовая дисциплина соблюдается, план выполняется. Даже слишком хорошо выполняется. Слишком… 175 процентов из месяца в месяц, 180, 190. Но продукция не меняется, технология тоже, особым энтузиазмом ремонтники не охвачены. Сопоставление планов, отчетов, реализованной продукции, различных расходов, словом, всех многочисленных компонентов финансово-хозяйственной деятельности предприятия подвели к выводу: что-то тут не так! План, однако, согласовывается в главке, там бы заметили. Там только сознательно могли закрыть глаза…

«Возможно ли это? — думал следователь. — Впрочем, почему я задаю себе этот странный вопрос?»

Следователь не вправе быть предвзятым к обвиняемому или подозреваемому человеку. Но его беспристрастность должна быть обоюдоострой. В преступлении может быть неповинен человек, на которого указывают все. Иногда же бывает виноватым тот, кто «ну уж никак не может это делать». Все бывает! И коль возникло хоть малейшее сомнение (в виновности или невиновности), протянулась хоть одна паутинка, надо это рассеять и разорвать, подвергнув все жестокой проверке. Главк это или не главк.

Проверка привела к неожиданным результатам. Главный конструктор Кочнев, оказывается, получил от Глинского 1000 рублей за некую рационализацию.

— Это была действительно рационализация? — спросил следователь.

— Видите ли… — начал мяться Кочнев.

— Скажите, а планы мастерской… они как, реальны?

— Занижены. Но один я не мог бы…

Паутинка не оборвалась, а сплелась в прочную нить. Связанный с Федоровым, который собирал мзду с незаконных прогрессивок, Глинский задабривал троих из руководства главка. И все молчали, всем было выгодно молчать: и вверху — в главке, и внизу — в мастерской. Уже когда все это было доказано и вина Глинского не подвергалась сомнению, Ларин обращается к прошлому сигналу — тому, в Торжке, что не подтвердился. Прошло семь лет. Почти никто не работает, автор сигнала — аноним. И все же следователь распутал этот узел: установил, что не сигнал — проверка была липой.

— Сколько же «лишней» работы вы проделали, ведь преступление доказано и без Торжка?

— Видите ли, — ответил следователь, — смотря что считать лишним.

Александр Михайлович много занимается проблемой предмета доказывания, то есть обстоятельств, подлежащих исследованию в каждом уголовном деле. Закон гласит: ни одно обстоятельство, которое должно быть исследовано, не может быть оставлено без внимания… Но вот случай из практики. У завскладом обнаружена недостача продуктов на 6 тысяч рублей. Должен ли (и может ли) следователь установить и доказать, в какой день и при каких обстоятельствах было похищено каждое ведро картошки, каждый кусок мыла, каждый килограмм сахару? Если нет, то выходит, что раз что-то брал, значит, все украл? Проблема чрезвычайно сложна. И Ларин упорно ее исследует, стараясь понять и определить принципы, из которых определяется степень конкретности предмета доказывания. Если говорить проще, это проблема тех «мелочей», которые иногда разворачивают дело на 180 градусов… Особенность работы детектива состоит в том, чтобы проверять и подвергать сомнению «абсолютно ясные вещи». Если он этого не может — значит, нет криминалиста. И нет поиска Истины. И под сомнением Справедливость.

В Торжке убили женщину — Сидорову — в 8 вечера около ее дома. Заподозрили некоего Борисова, который будто бы преследовал ее от центра города. Одна свидетельница (кондуктор автобуса) показала, что видела Борисова, идущего в том направлении, где вскоре разыгралась трагедия. Другой свидетель вышел на улицу, Когда раздался заводской гудок — 8 часов, — и минут через пять увидел, как женщина с криком выбежала из темноты на проезжую часть и упала. Но главным было показание Рытовой — ее допросили в числе многих, живущих рядом с местом происшествия. «Борисов это, — сказала она. — Почему так думаю? А он сам сказал мне».

Борисова задержали, спросили, где был в 8 вечера. Он отказался отвечать. Рытова, допрошенная вторично, сказала, что Борисов, наверное, не так сказал или она не так поняла. «Говорил, что он убил?» — спросили Рытову весьма выразительно. «Да, но…» — залепетала женщина. «Никаких «но». Понятно, в протоколах зафиксировали утверждения, но не отразили сомнения, Борисов, записной пьяница и известный дебошир, сознался… Дознание окончилось, началось следствие…