Пёстрая тюбетейка

Мама удивляется, расспрашивает о подробностях, сочувствует Ане, что Петя от неё убежал, когда они разговаривали со старушками, смеётся над проделками Кудряша, хоть и качает головой:

— Ходили в чужую квартиру, и ты мне ничего не сказала: не годится так делать, Надюша!

Смущённо Надя рассказывает и про дразнилку, которую она кричала Баскову. Из-за этой дразнилки и берет в лужу попал…

Прикусив нижнюю губу, мама хмурится:

— Ну-у, Надюша, что ж это ты? Девочке так себя вести просто даже неприлично.

Надя краснеет, но на душе у неё легко и весело. Кажется, что какую-то тяжесть она с себя сбросила. Она прижимается к маме, целует её и сама не понимает, как могла она так долго ничего не рассказать своей мамочке. Просто так уж вышло. Хорошо, что наконец рассказала!

Теперь вместе с мамой они придумают, как найти мальчика в тюбетейке и как ему помочь. Завтра с самого утра начнут придумывать. Ведь завтра воскресенье и маме не надо идти на работу.

Пёстрая тюбетейка

Воскресное утро выдалось дождливое. Вот досада! А Наде так хотелось побежать к Ане и поделиться с ней радостной новостью: Надина мама всё знает и что-нибудь им посоветует.

— Как только дождик кончится, побегу во двор, — сказала Надя.

— Сегодня мы вместе погуляем, — сказала мама. — Мне надо съездить в «Пассаж», возьму тебя с собой, а потом по набережным погуляем, там очень красиво. Вообще… не слишком ли много ты бегаешь одна во дворе? — Мама озабоченно посмотрела на Надю. — Будь хорошей девочкой, Надюша, прошу тебя! Скорей бы уж папа вернулся из командировки!

— Так ведь он же вчера прислал письмо, что скоро приедет, — напомнила Надя.

Стараясь быть хорошей, она принялась за шитьё. Минут десять, длинных-предлинных, Надя сидела смирно и ковыряла иголкой куклину рубашку. Дней шесть назад мама скроила эту рубашку для куклы Зины. Нитка попалась непослушная: она тянулась за иголкой и всё время скручивалась и путалась.

От ниткиных каверз Наде даже пить захотелось. Она пошла в кухню попить водички и заодно поискать Мурку. Не мешало Мурке с Надей немножко поиграть.

В кухне за столом сидела, подпершись рукой, тётя Клава и думала вслух:

— Выбросить мне устарелые галоши, или они ещё осенью поносятся?

— Кис-кис! — звала Надя. — Коша! Коша!

Тётя Клава сказала, не замечая, что говорит:

— Да вон она, твоя калоша, лежит под паровым отоплением.

И Надя так смеялась — прямо остановиться не могла. Смеялась и кружилась по кухне, распевая:

— Коша-калоша! Коша-калоша!

И вдруг всю её насквозь пронзила страшная нестерпимая боль. Надя задохнулась от своего собственного крика.

Только потом она узнала, что задела локтем, столкнула с газовой плиты и вывернула себе на ногу кастрюлю с кипящим супом. А тогда она ничего не понимала от боли.

Суетились, бегали, что-то говорили, всхлипывали мама и тётя Клава. Хлопали двери. Надя лежала на диване. Кажется, с неё снимали чулок. Ногу жгло огнём. Надя кричала. Перед глазами у неё плыл красный туман. Она точно потонула в тумане и крике. Смутно-смутно слышала, что в комнате разговаривает и двигается кто-то ещё, кроме мамы и тёти Клавы. Мелькало мамино помертвевшее от испуга лицо. Что-то делали с Надиной ногой, может быть, сдирали кожу…

Внезапно Наде стало легко и тихо: боль отпустила. Так хорошо сделалось, что даже не верилось. Наверно, от этого блаженства Надя заснула, потому что ей приснился фокусник Павел Иванович. В белом халате и в белой шапочке, он наклонился над Надей и ласково её успокаивал:

— Сейчас, Надюша, сейчас! Вот ещё маленький укольчик сделаем — и будет всё в порядке…

В Надину руку остро кольнуло повыше локтя. Туман рассеялся. Теперь фокусника было видно очень ясно. Он сидел на стуле возле дивана. Надя смотрела на него и ничего не говорила. Зачем разговаривать с тем, кто снится? Она отдыхала от ужасной боли. Но какой отчётливый сон, всё-всё как по правде. Вон и мама стоит, лицо заплаканное…

Надя обвела взглядом комнату и вскрикнула.

— Ты что? — фокусник взял Надю за руку и стал щупать пульс.

— Там… — другой рукой Надя показала на стол.

На столе, среди пузырьков, склянок, разбитых ампул, кусков марли, лежала пёстрая тюбетейка.

— А где же мальчик? — тихонько спросила Надя.

— Бредит! — заплакала тётя Клава.

Фокусник внимательно посмотрел Наде в лицо:

— Не похоже… О каком мальчике ты говоришь, Надюша?

— Нет, я не сплю! — громко сказала Надя и пощупала белый халат Павла Ивановича. — Вы теперь превратились в доктора? Вы же фокусник, вас Петя часто вспоминает.

— Какой фокусник? — ужаснулась мама. Про фокусника Надя забыла ей рассказать.

— Ой, беда, беда! — запричитала тётя Клава. — Обварилась наша деточка, да и помешалась!

А Павел Иванович откинулся на спинку стула и расхохотался. Потом полез в карман, достал седые усы, как-то прикрепил их под носом, надул щёки и приказал басом:

— Отвечай, что за мальчик? А то превращу тебя в стрекозу, чтобы кастрюльки с плиты не сталкивала.