Пестрые человечки

— Дело в том, что ее похитили, — решила не скрывать от старика правды Анька. — И нам нужно ее найти, иначе с ней может случиться непоправимое.

Борис Михайлович глубоко задумался.

— Конечно, я сердит на нее, она виновата, но все же не до такой степени, чтобы я мог желать ей зла или смерти, — наконец произнес он. — Спрашивайте, и чем смогу, я обязательно помогу.

— Вот вы говорите, что Лена вас предала, а в чем?

— Как я вам уже говорил, я потратил на нее много времени. У Лены был талант, — вздохнув, начал рассказывать Борис Михайлович. — Но она решила его использовать во зло. Вот почему я называю ее предательницей. Она использовала те знания, которые получила от меня, чтобы обманывать людей. И не просто людей, а нищих стариков и старух, за которых и заступиться-то по большому счету некому.

— Но как она это делала? — спросила у него Аня.

— Лично я знаю лишь про одно ее дело, — сказал Борис Михайлович. — Но когда я предположил, что это не первый и не последний случай, Лена ничего не стала отрицать. Так что, думаю, от нее пострадали многие люди.

И Борис Михайлович продолжил рассказывать. По ходу дела он так разволновался, что засунул себе под язык таблетку и расстегнул ворот рубашки, хотя в комнате было совсем не жарко. Анька даже стала беспокоиться, стоит ли ему продолжать, но рассказ невольно так увлек ее, что она забыла обо всем на свете.

Лена поступила работать в Русский музей довольно давно. И Борис Михайлович, будучи сам хорошим специалистом, моментально разглядел в юной практикантке редкий талант.

— Лена могла безошибочно назвать автора полотна. Лучше любой современной техники она могла отличить подлинник от фальшивки. После нее не требовалось никакой специальной экспертизы. Все приборы заменяла светлая Ленина голова и ее просто феноменальное чутье. Не было случая, чтобы она ошиблась и приняла подделку за подлинник. И тем горше мне было узнать, что Лена использовала свой дар во зло.

— Дар? — переспросила у него Аня.

— Да! — горячо воскликнул Борис Михайлович. — Именно дар! Я не побоюсь этого слова! Меня чуть удар не хватил, когда один мой очень хороший старый знакомый Иван Федорович рассказал мне историю про ловкую аферистку, которая увела у его соседки, старой бабки, уникальный пейзаж Тарасова.

Аня не стала выяснять, кто такой Тарасов, опасаясь, что вспыльчивый Борис Михайлович начнет ее презирать за серость или вовсе прогонит с глаз долой. И так было ясно, что Тарасов художник, картину которого и увела Лена.

— Представьте, мой сосед говорил глупой бабуле, что пейзаж должен находиться там, где ему и место, в музее. Но бабка, не представляя истинной цены картины, продала ее за две тысячи рублей. И еще явилась к Ивану Федоровичу, чтобы похвастаться удачной сделкой. Дескать, он ей предлагал картину в музей бесплатно отдать, а она ее за приличные, по ее понятиям, деньги продала. Иван Федорович чуть не придушил глупую старуху. А потом помчался в тот магазин, куда старуха снесла картину. Но там ее уже, разумеется, не было.

— А при чем тут Лена?

— Так Лена как раз и работала в том магазине, оценивала живописные полотна, которые приносили к ней.

— Может быть, ваш знакомый Иван Федорович сам ошибся? — предположила Аня. — И картина на самом деле была копией?

— Иван Федорович тоже не первый год занимается русской живописью, — хмуро пробурчал Борис Михайлович. — И он клялся мне, что не мог ошибиться. Однако я переговорил с Леной, и она поклялась мне, что Иван Федорович был введен в заблуждение и ошибся насчет подлинности картины. Я оказался в сложном положении. Два близких мне человека утверждали кардинально противоположные вещи.

— Вот видите! Возможно, Лена была права. Ведь вы сами говорили, что она никогда не ошибалась.

— Но червяк сомнения уже начал глодать меня, — вздохнул Борис Михайлович. — Я сопоставил новую Ленину машину, ее дорогие вещи, деньги с деньгами, которые она может честно заработать, и решил глубже копнуть обстоятельства ее жизни.

— И что?

— То, что я узнал, мне не понравилось, — буркнул Борис Михайлович и замолчал.

Аня выждала некоторое время, а потом произнесла:

— Так Лена все же обманула вас и ту старуху?

— Признаюсь, чтобы окончательно расставить все точки над «i», я пустился на хитрость, — сказал Борис Михайлович. — Подговорил Ивана Федоровича использовать для выяснения истины одну из своих ценнейших картин, которую ввиду ее большой ценности он не любил никому показывать, чтобы, как он говорил, не искушать грабителей. Об этой картине мало кто знал. Лена о ее существовании точно не знала. А это была картина кисти Айвазовского. Так вот этот самый шедевр мы и решили направить к Лене на оценку. В магазин послали одного пьянчужку, соседа Ивана Федоровича. Он должен был оценить картину именно у Лены, а весь разговор, чтобы уж совсем не осталось сомнений, должен был быть записан на диктофон.

— И что?