Пестрые истории

Люнебургские дворяне испросили разрешения у короля Георга III увековечить память его усопшей сестры мраморным монументом в парке замка, ее любимом месте прогулок. «Наша цель, — писали они в прошении, — чтобы грядущие поколения могли тихой растроганностью воздавать святой памяти лучшей и добрейшей из женщин».

Итак, Целле шлет нам весть о женщине-мученице. Город не поверил обвинению. Народ видел в бродившей по замковому парку женщине невинную жертву жестоких гонений. Сама она, как я уже упоминал, тоже писала письма, — они таковы, будто и в самом деле промокли от слез невинно страдающей.

Самое последнее письмо она писала королю Георгу уже на смертном одре 10 мая. Привожу несколько строк из него:

«В торжественный час моей смерти обращаюсь к Вам, сир.Заявляю: я невинна. Это мое заявление пишу дрожащей, в смертной испарине, рукой. Сир,поверьте Вашей умирающей сестре, которая с ужасом и отвращением смотрела бы навстречу тому свету, если бы это ее признание было бы неправдой. Умираю с радостью, потому что для несчастной смерть благословенна. С последним приветом Ваша несчастная сестра Каролина Матильда».

И еще одно! Когда сторонников Струэнзе арестовали, среди них оказался и полковник Фалькенскьельд. Позднее он вышел на свободу, уехал за границу и написал свои воспоминания. В них речь идет и о делах королевы. Он упоминает, что в 1780 году в Целле он познакомился с реформатским пастором французской духовной общины отцом Роке, ежедневно навещавшим королеву во время ее болезни, он также присутствовал во время ее кончины. И вот тогда, — говорил пастор, — умирающая буквально последним усилием обратилась к нему и прошептала:

«Месье Роке! Скоро я предстану перед Богом. Заявляю, я неповинна в грехе, в котором меня обвиняли, и никогда не была неверна моему мужу».

Я старался достоверно и беспристрастно изложить все факты и мотивы, говорят ли они о виновности или напротив. Но тайна представляется неразрешимой.

* * *

Конечно, и речи не было о том, чтобы замять скандал вокруг королевской постели и прекратить процесс над Струэнзе. Он шел своим чередом.

Между прочим, о нарушении супружеской верности там говорилось меньше всего. Прокурор собрал в кучку разный мусор правления Струэнзе и состряпал из него обвинительное заключение, а чтобы придать этой бездарной стряпне хоть какой-то пафос, приправил ее базарной бранью, что абсолютно несвойственно такого рода документам.

Оно кишело бесподобными перлами вроде:

«Струэнзе в Альтоне был городским врачом, значит, как говорится, получил патент на законное убийство. Этот патент позднее, в качестве министра Дании, он применял и к делам государственным. А в Дании, между прочим, для этой цели можно выбирать среди врачей ученых, мы не нуждаемся в неучах-знахарях».

Вслед за столь остроумным пассажем:

«Он наложил лапу и на воспитание наследника престола. Однако даже у скота неученого больше педагогических талантов, нежели у графа Струэнзе, каковой даже и не заслуживает чести быть поставленным в один ряд со скотиной.

Прежде воспитывал бы сам себя, тогда не отрастил бы себе такого брюха, точно у императора Вителлия.

Таким образом, становится совершенно очевидным, что граф Струэнзе — обыкновенный подлец, каких когда-то в Германии выметали с ярмарок».

Это писание, конечно, предназначалось судьям, но в то же время подмазывало и партию Юлианны. Впрочем, разбушевавшаяся прокурорская длань высыпала на судейский стол следующие пункты обвинения:

1. Основной закон датского королевства требует, чтобы каждый королевский указ подписывался собственноручно королем и скреплялся бы печатью короля. Струэнзе издавал указы без соблюдения этих правил, то есть в нарушение основного закона, нанося тем самым оскорбление Его Величеству.