Пьесы

М а ш а. Пыдар тямдэ… хибяри нгаворота… (Улыбается, довольная тем, что хоть как-то может общаться с незнакомым человеком.)

М а т в е й (оторопев). Ругаешься как… нехорошо! (Укоризненно покачал головой.)

М а ш а. Ругаюсь? Неправда! Я сказала, что ты сильный, как лось. И, судя по глазам, наверно, добрый.

М а т в е й (угрюмо). Ты сказала, что я лягушка. И людоед. Я не лягушка и не людоед. Я Матвей, охотник.

М а ш а (увидав ухмыляющегося Шамана). Зачем ты врал мне, Ефим? Зачем учил меня не тому?

Шаман достал из сумки какой-то гриб, похоже, мухомор, проглотил его и, ударив в бубен, закружился, завыл, выговаривая несвязные, нечленораздельные слова.

М а т в е й. Так это он тебя учил? (Смеется.) Он научит.

М а ш а (Шаману). Как тебе не стыдно, Ефим?

М а т в е й. Он не слышит. Он перед камланием мухоморов наглотался и ошалел. (Решительно.) Я буду звать тебя белочкой.

М а ш а (строго, «учительно»). Меня зовут Мария Васильевна Корикова.

М а т в е й. Мария Васильевна. Белочка.

М а ш а. Пойдем, Матвей. Ты мне поможешь. Столько времени зря потратила с этим прохвостом! (Указывает на беснующегося Шамана.) Он учил меня совсем не тем словам. Как, по-вашему, охотник?

М а т в е й. Ханёна. Нанём пэртя.

М а ш а. А лось? А добрый?

М а т в е й. Хабарта. Сава, Марья Васильевна, белочка.

Шаман, сорвав один из бубенцов, камлает.

Ты играла красивую музыку.

М а ш а. Правда? И ты ее не боялся?

М а т в е й. Музыки разве боятся? Музыку слушают.

М а ш а. А они боялись.

М а т в е й. Сначала боялись, потом слушали. Видишь, Ефим сердится на них из-за этого. Бубенчик с себя сорвал. Хочет музыку заглушить. Дескать, духи так требуют.

М а ш а. А тебя духи не накажут?

М а т в е й. Духов нет. Так говорил один русский, конструктор из окружкома. Бога нет. Это Ефимко, брат мой, выдумывает.

М а ш а. Он твой брат?

М а т в е й. Мы от разных матерей. Отец один. Но я охотник. Он шаман.

М а ш а. Как интересно! Идем же! Ты расскажешь мне о себе, обо всем… Я ничего, ничегошеньки не знаю. Кроме того, что знаю. Попьем чаю. Потом поставим красивую музыку. И ты иди ко мне, Анфиса.

Г р и г о р и й. Она не пойдет. Я пойду.

М а ш а. Отчего же не пойдет? Если я приглашаю? Иди, Анфиса. И ты тоже входи, Григорий. Всем места хватит.

Г р и г о р и й  с  ж е н о й,  М а т в е й  и  М а ш а  входят в школу. Шаман неистовствует. Но в голосе его не только злобные, но и жалобные нотки.

С т а р и к и  у костра.

Е ф и м. А ведь ты без забот со мной жил, Матвейка. И жил бы. Зачем тебе понадобились заботы? Ты мог бы стать хозяином больших стад. На тебя работали бы Гришка с Анфисой, Егорка, Микуль.

М а т в е й. Я не хотел быть хозяином.

Е ф и м. Ну да, так. Ты бы и не сумел быть хозяином. Ты дурак, как тысячи дураков. Отец тревожился за тебя. Он был умный, наш отец. «Ефим, — сказал он мне перед смертью, — выделишь ему чум, два чума и треть стада, если он станет умным». Ты умным не стал. Помнишь, как в стойбище приехал Петька Зырян? Я велел тебе угнать наше стадо к морю.

М а т в е й. Твое стадо, Ефим.

Е ф и м. Там были и твои олени. Они могли стать твоими.

М а т в е й. Но стали колхозными. Потому что колхоз…

Е ф и м. Потому что колхоз — такое же стадо. Ему нужен умный пастух, нужен хозяин. Ну-ка, скажи, Матвейка, что сталось тогда с твоим колхозом?

М а т в е й. Он развалился.

Е ф и м. А что сталось с моим озером?

М а т в е й. Его захламили.

Е ф и м (убежденно). Потому что колхоз — это стадо.

М а т в е й. Ты не все знаешь, Ефим. Ты многого не знаешь.

Е ф и м. Я все знаю.

М а т в е й. Так думаешь ты сам.

Е ф и м. И другие так думали.

М а т в е й. Пока ты был шаманом. Они боялись тебя. Заклинаний твоих боялись. Их страх ты принимал за почитание.

Е ф и м. Страх — это порядок. Страх — бубен, который оглушает глупцов. Если их не запугивать — глупцы наглеют, берут верх и ведут не туда, куда следует. А я вел дорогой верной. Я знал: вот этот рожден охотником. Он и будет охотником. Этот должен быть пастухом. Тот всех лучше ловит рыбу. Ему доверю свое озеро, когда придет большой голод.

М а т в е й. Но ты не доверил.

Е ф и м. Озеро отнял твой колхоз… колхоз обидел меня. И я рассердился. Умный человек не должен сердиться. Подбрось еще немного дровец. Я что-то стал мерзнуть последнее время.

М а т в е й. Ты долго пробыл в лагере.

Е ф и м. Девятнадцать лет. Десять по приговору да девять сверх того — за побеги.

М а т в е й. И годы сказываются… старость. Раньше, бывало, наешься своих мухоморов и чуть ли не голый на ветру пляшешь.