Пьесы

Ты гляди: едва успели поставить, он уже панику в доме наводит. Тише, сынок, тише! Это всего-навсего телефон, техника, значит, такая. По телефону люди меж собой общаются, чтоб друг на дружку меньше глядеть. Иной раз в рожу кому плюнуть хочется, а по телефону такого ему наплетешь — сочтет тебя самым задушевным другом. Или, наоборот, струсишь перед кем, когда глаза в глаза… Спасовал — не расстраивайся. Набирай номер и гони по проводам правду-матку. Нет, сынок, телефон, что ни говори, замечательное изобретение! Возьми трубку, Тань! Ишь как надрывается!

Т а т ь я н а (опасливо подходит к телефону, сняла трубку). Ну, кто там? Что надо-то?

П е т р. Ты трубку неправильно держишь. Переверни.

Т а т ь я н а. Ой, ну ее! (Бросила трубку.) Боюсь я. Вдруг кто обругает.

П е т р. Ну почему обязательно должны ругать? Да и за что тебя ругать? Таких, как ты, на руках носить надо… как хлеб-соль… или как скрипку.

Т а т ь я н а. Ты наговоришь!

П е т р. А разве не так? Вон какого сына мне родила! Всем сыновьям сын! Ох, Таня! Я такой счастливый! Слов нет! Я теперь, Таня, горы сворочу!

Снова пронзительно звонит телефон.

Т а т ь я н а. Беда с ним! Вот раззвонился ни прежь, ни после. Айда в гости-то.

П е т р. Трубку-то все же возьми. Может, что важное? Телефон тем и хорош, что раньше всех о наиглавнейших событиях извещает. Когда война началась, мы по телефону о ней узнали. И о победе по телефону же.

Т а т ь я н а (снова взяла трубку, относит ее подальше от уха). Алё! Что там у вас стряслось? Война или наводнение? На всю деревню трезвон… А, это вы, Сергей Саввич? Доброго вам здоровьичка… В район? Ой нет! Ни за какие шанежки!.. Да так, не поеду, и все. Не нужны мне ваши совещания. Я с мужем в гости собираюсь… Ага, к военному брату… Нет-нет, ни за что! Да и муж меня не отпускает. Он у меня шибко строгий. (Петру.) Не отпустишь ведь, а?

П е т р. Сама решай, Тань. Решай, где ты нужнее.

Т а т ь я н а. А я знаю, где я нужней? И к брату твоему надо, и на совещание высылают… Не разорвусь же я на две половинки! (Сердито в трубку.) Не пущает он… сердится. Ногами даже топает.

П е т р. Чо уж так-то? Когда же это я ногами на тебя топал?

Т а т ь я н а. А взял бы и топнул! (В трубку.) Фрукт? Это почему же он фрукт-то? Нормальный у меня мужик… славный и вообще обходительный. Худого слова от него не слыхала… (Петру.) Тебя подзывает.

П е т р. Меня-то зачем? Я лишняя спица в колесе. На совещаниях сроду не сиживал. В других местах, случалось, сиживал. А на совещаниях — нет. Так что совещайтесь сами между собой.

Т а т ь я н а. Ты все же подойди. Да покруче с ним… в случае чего — прикрикни…

П е т р. Как хошь. (Взял трубку.) Слушаю. (Отнес трубку подальше.) Там лай сплошной. Так даже зэки не выражаются. (Снова поднес трубку к уху.) Ну, все вывалили?.. Вывалили, дак слушайте. Татьяна отказывается от вашего совещания. Некогда ей… Ага, ну все у меня на данном этапе. Ваши оскорбления выслушивать не желаю. (Кричит.) Плюю я на ваши оскорбления! И на вас тоже… Подумаешь, чин! Для меня вы не чин, а всего-навсего чинарик. Так что права качать не советую. Я это и сам горазд. (Гневно топнул ногой.) Сказал — не поедет! Не поедет, и точка!

Т а т ь я н а. Ты чо разоряешься? Ногами-то чо топаешь? Ишь, приказчик какой выискался! Да я такому приказчику… пельмень за щеку! За всех поспешил расписаться… Отвыкай от этих хулиганских замашек! Понял? Райком требует, чтоб я ехала. И поеду.

П е т р (оробев). Ну, поезжай. Я разве против?

Т а т ь я н а. А ногами зачем топал?

П е т р. Сама просила… И этот твой… Игошев… совсем распоясался.

Т а т ь я н а. Не мой он. И никогда моим не будет.

П е т р. Что ж, ладно, Тань, поезжай. Мы с Юркой к Валентину двинем. Валентин-то нас не видел еще… Давненько поджидает нас Валентин.

Затемнение.

Четвертый сон Татьяны. Т а т ь я н а  и  Б о г — И г о ш е в. Над головой его нимб, сам в полушубке.

Б о г — И г о ш е в. Вот, значит, Татьяна. Как сказано в Писании: благословенна ты в женах, благословен плод чрева твоего. Вырастет, сушь-ка, твой сын — за грехи муки примет, яко Христос. И тебе за это воздастся. Хоть ты и сама много чего претерпела. В войну без отца осталась. А сироты известно как жили: хлеб из мякины на слезах замешивали. Потом мать умерла. Институт пришлось бросить… Были и другие испытания, уж не помню какие. Это в твоем житии записано. Сколь ни испытываю тебя — все терпишь. Такие уж вы, бабы русские. Жалко мне вас, тебя ж в особицу. Нехорошо это — жалости поддаваться, а не утерпел я… поддался. Посоветовались мы там (палец вверх) и решили: хватит уж искушать рабу божию Татьяну. Пора и благополучием ее побаловать. Отныне все, что ни пожелаешь, исполнится. Так что проси, не стесняйся.